– Но Леночка, это же совсем не тот случай! – воскликнул Веня.
– Согласен. Наша Леночка – верная жена, но ведь когда-то она была свободна. Именно тогда я начал уделять ей свое внимание и проявлять интерес. Теперь она может очень сильно огорчиться, если я перестану уделять девушке внимание и флиртовать с ней.
– С какой это стати?
– Мое внимание повышает ее самооценку. Мы столько лет с ней знакомы, при этом у нас ничего не было и быть не могло. Мы это знаем. Поэтому я шлю Леночке поцелуи, кокетничаю и подмигиваю лишь для того, чтобы ей казалось, что она желанна, прекрасна, как богиня. Это игра. Мы оба в нее играем, никого не обижая и не озлобляя других.
Веня хлебнул кваса, покачал головой и заявил:
– А ты, Василич, философ!
– Философом быть не так уж и плохо. Это куда лучше, чем быть подкаблучником.
Веня сдвинул брови и спросил:
– Это ты к чему?
– К тому, что кто-то, похоже, скоро обзаведется семьей. Сколько вы уже встречаетесь с Катей?
– Два с половиной месяца.
– Серьезный срок.
– Не начинай. Да, у нас с Катей все серьезно, и меня это устраивает. Это только ты у нас все порхаешь, как мотылек. Но не все же такие. Скажу тебе по секрету, что на днях мы с Катей ходили в театр. Спектакль нам не понравился, зато мы там кое-кого встретили.
– Кого же?
– Корнева. Причем не одного, а с весьма приятной дамой.
Зверев усмехнулся и проговорил:
– Наконец-то наш затворник стал оттаивать. Сколько уже времени прошло, как он потерял свою Ниночку и сыновей? Семь лет! Подумать только. Все это время Степан думал об одной-единственной женщине, пусть даже и мертвой. Я бы так не смог! – заявил Зверев и резко сменил тему: – А ты помнишь Гурьева, который пытался вывезти из страны картины Шапиро? Тогда его выпустили, так как не смогли доказать вину.
– Помню. Юлю осудили. Она получила год за кражу картины, а этот хлыщ Гурьев отделался легким испугом.
– Ты не поверишь, недавно Гурьева задержали за драку. Налицо нанесение тяжких телесных. Я надеюсь, что теперь-то ему вкатят по полной.
– Недолго музыка играла, – сказал Веня, вставая. – Пойду я, пожалуй.
– Катеньке своей привет передавай и бидончик забери.
Когда Веня скрылся за углом, Зверев тоже встал и двинулся в сторону Октябрьского проспекта. Он проходил мимо автобусной остановки и увидел очень даже хорошенькую женщину. Сиреневое платье в горошек, рукава-фонарики, глубокое декольте. На голове соломенная шляпка-канотье, повязанная красной лентой, на груди брошь в виде бабочки.
«А почему бы и нет?» – промелькнуло в голове Зверева.
Он свернул к остановке, подошел к этой очаровательной особе, вежливо поинтересовался:
– Простите, вы случайно не знаете, давно ли прошел двадцать второй маршрут?
Женщина помотала головой и ответила:
– Не знаю, я только что подошла и жду восьмерку.
Она отвернулась от него и случайно обронила платок.
Зверев поднял его, вручил хозяйке и сказал:
– Восьмерка идет в Лопатино. Вы там живете?
– Нет, я живу неподалеку, в паре остановок отсюда.
– А двадцать первый идет мимо Пушкинского парка. Там есть одно очень уютное местечко под названием «Ландыш», где готовят отличную осетрину под маринадом. А уж блинчики с творогом там просто объеденье.
– Все это здорово, но что с того?
Зверев пододвинулся ближе, подхватил женщину под локоток и сказал:
– Видите ли, мне сейчас почему-то вдруг очень захотелось блинчиков.
– Я не ем мучное! Оно портит фигуру! – с некоторой долей надменности заявила женщина.
– И в самом деле! Зачем нам эти блинчики? Мы с вами закажем осетрину! Простите, а как вы относитесь к живописи?
Брови красавицы взлетели, она поправила бабочку на груди, склонила голову набок и ответила:
– В общем положительно.
– Тогда я расскажу вам одну удивительную историю. В двадцать седьмом году в нашем городе жил художник Даня Шапировский, в те времена еще никому не известный. Он раздавал свои картины кому попало. Но спустя некоторое время Даня переехал во Францию, организовал там выставку своих полотен и в одночасье обрел всемирную славу.
К остановке подъехал автобус восьмого маршрута. Зверев продолжал свой рассказ о великом живописце Даниэле Шапиро, а случайная спутница с интересом слушала его. На этот самый автобус она даже не посмотрела.
Когда Павел начал повествовать о трех работниках межрайонной больницы, которые стали обладателями уникальных картин, женщина достала из сумочки зеркальце, поправила шляпку и небрежно спросила:
– Так какой автобус идет до вашего «Ландыша»?
– Двадцать первый! – с видом победителя воскликнул Зверев, глядя на уезжающую восьмерку.
