– Полуночники. Не спится им.
– Ну, где наши годы, Лира Семеновна, – улыбнулся Васин.
Инна разогрела ужин и уселась напротив Васина. Протянула ему письмо от дяди Васи. Два года назад тот с теткой переехал из Светогорска в Ставрополье – у него было плохо с легкими, им был необходим теплый южный климат. Звали племянника, которого любили как сына, с собой. Но, понятное дело, тот не мог.
Васин с теплотой пробежал глазами текст письма. Главное, у них все в порядке, и семью Васиных они любят и хотят видеть. Отложил письмо и принялся за еду.
– А знаешь, через полгода новый дом сдадут на Верхней Запруде, – глядя куда-то вдаль, задумчиво произнесла жена. – Одну из этих новых, пятиэтажек. Со всеми удобствами. С отоплением, с горячей водой. Помнишь, нам там квартиру обещали?
– Посмотрим, – мысли Васина сейчас были далеко.
– Хорошо бы, – мечтательно протянула Инна. – Вот жилье получим. Заживем. На холодильник накопим. А потом и на телевизор.
– Ну да, накопишь с нашей зарплатой, – хмыкнул Васин.
– Так учиться будем. А там… – Глаза у Инны затуманились, она погрузилась в счастливые грезы.
Васин вздохнул. Его личные планы не простирались дальше того, как взять шайку Копача.
– Я же не меркантильная, – будто очнувшись, произнесла Инна. – ты же знаешь, как здесь зимой сыро и холодно. И печкой не протопишь. И Ксюша кашляет.
– Это да. – Васин поморщился, как от зубной боли, проклиная себя за беззубость.
Просить за себя он просто не умел. И это было стыдно, потому что здесь и правда сыро, и Ксюша правда кашляет. Надо ее на лето все же в деревню. И на заводе, наверное, ему было бы куда легче получить эту квартиру. И не возился бы он со всякой человеческой мразью. Был бы рабочим человеком, а потом и инженером. Опорой этой страны. И такая тоска его тут взяла.
– Не знаю, Инна, – угрюмо произнес он. – Трудно со мной в семейной жизни: ни денег, ни квартиры, вечно в отлучках… Хочешь, брошу все. Обратно на завод пойду. В институт… Ну как мне быть?
– Да не бросишь ты ничего, – вздохнула она.
– Не знаю. Знаю одно. Я должен стереть с лица земли цыганскую банду. Иначе мне покоя не будет. А потом поговорим.
– О чем говорить? Ты мужчина. Сам выбираешь свою дорогу. Я не могу от тебя требовать вильнуть в сторону и пробираться огородами. Ты же знаешь.
– Знаю. – Он встал и обнял ее за плечи. – Вот никогда я не был в Пензе.
– И что? – подозрительно посмотрела на него жена.
– Завтра уезжаю…
Глава 47
Васин стоял, опершись о поручни, на шатком железном балкончике, откуда просматривался весь цех. Здесь он испытывал щемящую ностальгию. Стук пресса, блеск горячего металла. Уханье, лязг. Все же есть в этом истинное колдовство, когда из бесформенных заготовок появляется что-то полезное и совершенное. Когда человек своими руками создает нечто доселе невиданное, грандиозное, меняющее его жизнь и саму Землю.
В очередной раз он подумал, что все же завод – вот его настоящее призвание. А милиция – его долг и крест. И их просто так не скинешь, и не пойдешь дальше по жизни легким шагом.
Рядом с ним стоял начальник оперчасти зоны, таких прозывали «кумовьями». В своей зеленой военной форме с майорскими погонами он выглядел тучным, ленивым и вялым.
Васина он принял радушно. Когда тот поделился планами и сомнениями, кум лишь пожал плечами:
– Да не суетись ты, опер. Все сделаем. Куда он денется?
– Цыгане неконтактны, – заметил Васин.
– У нас контактны все. Исключений нет.
– Почему? – заинтересовался лейтенант.
– Потому что тяжело у нас. Труднопереносимо, – криво усмехнулся кум. И предложил пройти в цех.
И вот теперь Васин обозревал цех сверху.
– На что похоже? – спросил майор.
– На кузню Гефеста, римского бога огня и кузнечного дела, – тут же отозвался Васин.
– А мне напоминает преисподнюю, как ее в нашей сельской церкви расписывали. Огонь. Грохот. И грешники.
Внизу и правда мелькали похожие на неприкаянные души фигуры в зэковской робе. Двигались они механически, как муравьи. И черти с вилами тоже были – персонал ИТУ-17 в военной форме. Правда, без вил – с оружием на зону заходить запрещено.
Целая толпа зэков, спотыкаясь, на руках, из последних сил, тащила огромную деталь, напоминающую коленвал, но во много раз больше.
– Барахлит механизация, – пожаловался кум. – Все ручками. И не дай Бог кто откажется. Пусть напрягается, бесовское племя.
– А не надорвутся? – озаботился Васин.
– Ты себе представить не можешь, опер, какие они живучие. Мы же знаем их предел, насколько он велик.
– Жестоко как-то, – посетовал Васин, глядя сверху на «преисподнюю».
– Жестоко? Не-ет, – покачал головой майор. – Жестоко было, когда наши матери, сестры и жены, голодные, из последних сил, по четырнадцать часов стояли за этими вот станками. Очень жестоко, но только выбора другого не было. Все для фронта, все для победы. А у этих выбор был. Просто не грабь, не воруй, будь честным гражданином своей страны.
– Это справедливо, – согласился Васин.
– Так что это для них – чистилище, как говорят католики, – у майора явно была страсть к религиозным сравнениям. – Кто-то очистится и встанет на ноги. А кто-то так и будет катиться по наклонной дальше.
– Большинство предпочитает катиться, – заметил Васин, вспомнив, сколько на его территории рецидивистов, у которых по пять-шесть ходок.
– А таких бы я к стенке ставил. Людей из них все равно не выйдет. Но государство у нас чересчур гуманное. В общем, из нашего чистилища каждый рад хоть на день раньше выйти. Только не всем такая радость. Не люблю я этих условно-досрочных освобождений. У меня для них сильно постараться надо.
– Дземенчонок не старается?
– Не старается. Он одиночка. И все время тоскует.
– С тюремной иерархией у него как?
– Нет у меня никакой иерархии! Из красных зон эта, наверное, самая красная. Пусть только кто раззявит пасть и скажет что-то про общак или воровской закон, – кум сжал кулак. – Вот они где у меня.
«Что мешает в остальных зонах сделать то же самое? – подумал Васин. – Или таких кумовьев не хватает? Или возможностей?»
То, что в зонах далеко не все благостно, что в иных правят жестокие воровские законы, что контроль оставляет желать лучшего, – это Васин знал хорошо. После смерти Сталина по лагерям прокатились кровавые бунты, сдерживаемая до того злая стихия выходила из берегов. Министр Круглов, человек в целом мягкий, но упорный и принципиальный, сюсюкаться не стал и задавил их по всей строгости, с автоматчиками, а на некоторые зоны и танки пустил. Поговаривали, что это и было поставлено ему в вину, мол, проявил излишнюю жестокость к оступившимся гражданам своей страны и прочее балабольство. Уволили с должности, назначили совершенно беззубого бывшего строителя из ЦК Дудорова, который сейчас упорно добивает систему МВД, внося в нее хаос. Нет, не сам Васин до этого додумался. Это выводы Ломова, после поллитры азербайджанского коньяка в момент дурного настроения:
