Генерал махнул рукой на формальности образования, и Лу росла в полном смысле слова самоучкой. Отцовская терпимость дала великолепные плоды: трудно найти более страстно одержимого идеей постоянной учёбы человека, чем Лу, притом на протяжении всей её жизни.
Пренебрегавшая в школе русским языком, уже позже тридцатисемилетняя Лу вместе с Райнером Рильке будет жадно навёрстывать упущенное, одержимо штудируя русскую историю и литературу. Она будет много переводить с русского на немецкий и напишет серию эссе о русской культуре. И, наконец, рассказывая в воспоминаниях о том периоде своей жизни (Лу было уже за пятьдесят), когда её захватил психоанализ, она именно так и назвала это повествование — «В школе Фрейда».
Воистину отсутствие в детстве образовательной муштры обернулось для Лу тем, что учение стало её способом жизни.
Культурная гибкость, которая позволила Лу так органично влиться в европейский контекст, была во многом предзадана её образованием и особенностями повседневного быта. Но в Лу надолго остался открытым вопрос её подлинной культурной принадлежности. Годами она возвращалась к истокам, «врастала», как она выразилась, в свою «русскость».
Сам Санкт-Петербург, это притягательное соединение Парижа и Стокгольма, с его царским великолепием, с катаниями на санях и железными зданиями в иллюминации на Неве, с его поздними вёснами и горячими летами, производил на Лу впечатление чисто интернационального города.
Образ города детства стал первой ниточкой того волшебного клубка, который приведёт Лу к позднему открытию России. И потом всегда, всякий раз заново дымка белых петербургских ночей, голос кондуктора в вагоне, называющий её матушкой или голубушкой, тройной звонок — сигнал к отъезду — пробуждали в ней «незабываемое счастье родины».
Знаменательно, что Лу, жизнь которой была посвящена философским исканиям, родилась в 1861 году — переломном для России, когда крестьянская реформа положила начало небывалой разобщённости идейных взглядов, пугающе огромному количеству политических течений (социал-демократы, либералы, народники), каждое из которых имело ещё несколько ответвлений.
С детства она была ограждена от общественной борьбы, и, даже став взрослой, Лу долго не проявляла интерес к политике, но что-то от этой эпохи всё же было в характере «гениальной русской» (как называл её Ницше) — стремление к свободе, постоянная динамика мысли, внутреннее беспокойство и…утрата Бога.
В детстве она верила в Бога. В юности она перестала в него верить. В какой-то момент Бог для неё исчез, но осталось, как она сама пишет, «смутно пробудившееся чувство, которое уже никогда не исчезало — чувство беспредельного товарищества… со всем, что существует». Наверное, уже тогда судьба предопределила ей встречу с человеком, который на весь мир заявил, что Бог умер.
Как и когда это случилось? Пытливый ум ребёнка стали мучить «вечные вопросы», и Лу решила задать их Доброму Богу. Но ответа от него она не получила. С тех пор в своих мемуарах она будет говорить о богооставленности, которая навсегда связала её с действительностью и породила «ощущение безмерной, судьбоносной сопричастности всему, что существует».
Другими словами, Лу Саломе пришла своим собственным путём к так называемому пантеизму — философскому, религиозному и просто мировоззренческому направлению, обожествляющему, то есть отождествляющему с Богом всё сущее, весь мир, некий «всеобщий знаменатель». Пантеизм утверждает, что Бог и мир суть одно.
Кем же была Лу Саломе — музой или роковой женщиной? И чувствовала ли она себя счастливой, имея странное предназначение — обогащать мир гениями?
Те из них, которые, обуреваемые противоречиями, в своём духовном развитии достигали вершины (Фридрих Ницше, Пауль Рэ), часто не выносили собственного знания и срывались в пропасть под названием Смерть.
Эта женщина была призвана созидать, но созидать через разрушение. Казалось бы, парадокс, но в этом вся Лу Саломе. У неё был удивительный дар пробуждать творческие силы в других людях.
Она была привязана к России всю свою жизнь. Она не просто любила Россию и тосковала по ней. Она ощущала свою причастность ко всему, что происходило в далёкой северной стране, где оставались родные и близкие ей люди. Обретаясь в городах западной Европы, она была как бы посланником русской культуры.
Россия присутствует прямо или опосредованно почти во всех её книгах: в повестях «Руфь» (1895) и «Феничка» (1898), в сборниках рассказов «Дети человеческие» (1899), «Переходный возраст» (1902) и «Час без Бога» (1921), в романе «Ма» (1901), в письмах и воспоминаниях.
Главная тема её художественных произведений — детство и юность, раннее взросление, подростковый период, превращение девочки в девушку и женщину. Её героини проходят мучительный путь формирования личности. Упорно прислушиваясь к внутреннему голосу, подчиняясь своей «самости», они повергают в смятение родных и близких, учителей и воспитателей.
Поскольку почти все произведения Лу Саломе строятся на автобиографической основе, поскольку они отражают опыт детства и юности писательницы, в них так или иначе возникает тема России, всякий раз сопряжённая с темой богоборчества и богоискательства.
Не случайно книгу её воспоминаний открывает глава «Переживание Бога». И так же не случайно свой первый роман она назвала «В борьбе за Бога» (вышел в 1885 году под псевдонимом Генри Лу). Волновавшие её проблемы веры и безверия она всякий раз соотносила с впечатлениями и переживаниями детства и юности.
По словам одной хорошо знавшей её женщины, Гертруды Боймер, в Лу было нечто недостижимое и непостижимое, она как бы воплощала в себе частичку природы — живой, таинственной и самодостаточной. К тому же от природы она была наделена поразительным жизнелюбием.
В восемнадцать лет она весьма энергично убедила мать дать ей образование в лучших университетах Швейцарии.
А затем была «школа Ницше», по интенсивности подобная взрыву, с ночными бдениями и дискуссиями, сутками напролёт.
Но за год до этого произошла встреча, которая оказала влияние на всю её оставшуюся жизнь. Встреча с пастором Хендриком Гийо.
Юность. Пастор
Jugeng. Pastor
Youth. Pastor
Хендрик Гийо
Hendrik Gillot
(1836–1916)
Голландский священник. С 1873 года — пастор голландского дипломатического представительства в Санкт-Петербурге. Домашний учитель детей Александра II. Проповедовал по-немецки и по-голландски в небольшой церкви в аристократическом квартале города. Блестящий либеральный протестантский неортодоксальный оратор.
Отец и мать Лу, не будучи изначально глубоко верующими людьми, со временем совершили, по словам Лу, «настоящее путешествие в религиозный мир благодаря влиянию балтийского пастора Икена, который внёс в несколько сухое морализирование петербургских евангелических церквей пиетический благочестивый дух».
