— За червонец и в ресторане посидеть можно, — хмыкнул Вольтенков, но отказываться не стал: — Неси.
Спустя две минуты на столике появились два стакана в тяжелых подстаканниках, а проводник осторожно вытаскивал из-за пазухи бутылку.
— Только, товарищи, если проверка какая, вы уж меня не выдавайте. Скажете — с собой взято. Вам-то ничего не будет, а мне… Закусочки не желаете?
Закуска имелась своя. Фроська напихала в дорогу и пирогов, и вареных яиц, и соленых огурчиков. Ее бы воля, заставила бы взять с собой целый мешок. Мол, в дороге не съедите, потом уйдет. Помнила, как сама в Питере голодовала. Эх, бедная Фроська. Вроде убедил ее Иван, что ненадолго он в Питер отъедет, дела у него остались, но бабу не обманешь. Провожала, а в уголках глаз стояли слезы. Ефросинья ни разу не спрашивала, чем занимался Иван Николаев целых два месяца, на каких таких "заработках" он был, что хватило на новый дом, осталось на лошадь и на многое другое. Да что там — юбки да кофточки, купленные Иваном для Фроськи, стоили больше, чем зарплата совслужащего за год. Честным трудом такие деньжищи не заработаешь!
Но, может быть, все бы утряслось, пахал бы Николаев пашенку, вспоминая питерские приключения, как страшный сон, а то и не вспоминал бы. На фоне всего того, что уже пережито, налеты на нэпманов — тьфу да растереть. А тут принесла нелегкая Льва Карловича. По уму — стоило бы послать аптекаря подальше, но когда мы по уму поступали?
Начинать все сначала очень трудно. Но если постараться, то можно. Иван уже второй месяц жил на хуторах (здесь почему-то "хутор" именовали во множественном числе). Ну, не в Демьянку же возвращаться? Хотя бывает и так, что уходят мужья от жен да и живут себе рядышком с новой половинкой.
Дом на хуторах пустовал лет пять. Прежний хозяин — их же мужик, с Демьянки, после Столыпинской реформы кусок земли у общины оттяпал, дом выстроил. Но что-то у пошло не так — и лошадь сдохла, и на коров какой-то мор напал. Плюнул, продал все да и уехал куда-то. Иван откупил дом за бесценок, привел его в божеский вид — подлатал крышу, заменил кое-какие половицы, поправил рамы, вставил новые стекла — дорогие, заразы, пришлось за ними в Череповец ехать. Переживал из-за печки, не дымит ли. Но ничего — трубу почистил, протопил пару раз — тяга хорошая, нигде ничего не дымит. Будет в избе еще месяц-другой пахнуть сыростью, но бывало и хуже.
С землей тоже решили полюбовно — Иван обменял свой пай, бывший в распоряжении родичей, на двадцать десятин вокруг хуторов. Вроде бы много, но земля тут худая, болотистая. Да и удастся ли ее сразу распахать? Не пришлось бы вначале вырубать кустарник, а потом выкорчевывать пни.
Можно бы начинать вспахивать землю (есть пара мест почище) под озимые, но Иван решил повременить. Позарез нужен конь, а покупать его прямо сейчас, так чем кормить? Нет уж, лучше по весне купить трехлетку. Деньги от питерских "заработков" есть, а там видно будет. Сейчас нужно дров на зиму запасти, вокруг дома все поросло свежим осинником и кустами. Неважные дрова, зато носить недалеко, а вырубать здесь все равно надо.
Иван не думал, что можно так вот, запросто, начать заниматься крестьянским трудом; что, оказывается, душа может болеть не за недостаток патронов, а за нехватку дров в доме, что топором не австрийскую проволоку рубить хорошо, а деревья, радоваться не свежим портянкам, а тому, что нашел поблизости сухостой — сырые дрова веселее гореть будут. Прежняя жизнь не то чтобы забылась (как же, забудешь такое!), но начала забиваться в дальние уголки памяти. Прав, оказывается, Лешка Курманов, говоривший, что война закончилась! Хотел повидать Лешку, но тот уехал в Москву, на повышение.
Фроська пока оставалась в Демьянке. Корова у нее стельная, вот-вот должна отелиться. Баба жила на два дома — и там, и тут. Ночевала на хуторах, с Иваном, варила-стирала, отскабливала стены и половицы, белила печку.
Иногда у Ивана ёкало сердце — а не начнут ли его искать? Слабая надежда, что Питерское утро не определит — кто и откуда был в шайке Пантелеева. Пока Леонид на свободе, может, и ничего. Но как только хоть одного из банды заарестуют — всех установят. Может, схватить Фроську в охапку да и рвануть куда-нибудь в Туркестан или на Дальний Восток? Там-то точно искать не станут. Но пока не решил, прятаться или нет, надо дрова заготавливать.
Иван тащил за собой пару хороших осин, решив разделать их во дворе, как вдруг увидел Черного мужика, стоящего у крыльца. Пересиливая себя, сделал один шаг навстречу, потом второй, третий. "Черный", как на грех, не пропадал. Сделав еще пару шагов, рассмотрел, что перед ним не призрак, не привидение, а Лев Карлович Вольтенков, одетый в черный клеенчатый плащ с капюшоном. Может, лучше бы "черного монаха" встретил…
— Какими судьбами? — вместо приветствия поинтересовался Иван. Покачал головой, пожал потную ладошку, в избу аптекаря пригласил. Все-таки Вольтенков приютил его, накормил-напоил, с Пантелеевым свел.
— Беда у нас, Иван Афиногенович, — выдохнул Вольтенков, снимая дождевик.
— Ты проходи, мил-друг, чайку попей, все и расскажешь, — хмуро предложил Николаев, пристраивая плащ на гвоздик.
Ефросиньи не было, пришлось самому ставить самовар. Пока он займется, пока вода вскипит — времени много пройдет. Иван подумывал, что неплохо было обзавестись "кабинетным" самоварчиком, вроде того, что был у них на "малине". На двоих с Фроськой много воды не выпьешь, а кипятится малыш не в пример быстрее, нежели ведерный. Видел в Череповце такой. Но супруга гордилась ведерным красавцем и ни в какую не хотела менять. Дескать, самовар ей маманя в приданое дала, овцу на него потратила!
Видя, что Вольтенков не в силах дождаться чая, спешит выговорится, Иван свернул цигарку, закурил. Пуская дым в устье печи, кивнул:
— Ну, рассказывай, Лев Карлович, что стряслось? Неужто на вас снова какой-нибудь Косой или Сивый напал? Если так, не по адресу прибыл — я к вашим делам теперь отношения не имею. С Леонидом мы полюбовно расстались, ты знаешь. С бандюганами сами как-нибудь разберетесь.
— Повязали Леньку, — плачущим голосом произнес Вольтенков. — А вместе с ним и всех остальных. И Гаврикова, и Лисёнкова с Рейнтопом.
Можно бы начинать вспахивать землю (есть пара мест почище) под озимые, но Иван решил повременить. Позарез нужен конь, а покупать его прямо сейчас, так чем кормить? Нет уж, лучше по весне купить трехлетку. Деньги от питерских "заработков" есть, а там видно будет. Сейчас нужно дров на зиму запасти, вокруг дома все поросло свежим осинником и кустами. Неважные дрова, зато носить недалеко, а вырубать здесь все равно надо.
Иван не думал, что можно так вот, запросто, начать заниматься крестьянским трудом; что, оказывается, душа может болеть не за недостаток патронов, а за нехватку дров в доме, что топором не австрийскую проволоку рубить хорошо, а деревья, радоваться не свежим портянкам, а тому, что нашел поблизости сухостой — сырые дрова веселее гореть будут. Прежняя жизнь не то чтобы забылась (как же, забудешь такое!), но начала забиваться в дальние уголки памяти. Прав, оказывается, Лешка Курманов, говоривший, что война закончилась! Хотел повидать Лешку, но тот уехал в Москву, на повышение.
