Книга Лишённые родины, страница 63. Автор книги Екатерина Глаголева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Лишённые родины»

Cтраница 63

Англия или Египет? Что толку размышлять, сидя дома. Генерал выехал на побережье Ла-Манша, взяв с собой Сулковского и секретаря Бурьенна. Ходил по берегу, смотрел вдаль, думал, заложив руки за спину… На обратном пути, в карете, пробормотал: «Если останусь здесь, скоро пойду ко дну. Надо идти на Восток».

Директория с радостью дала «добро» на Египетский поход, предоставив генералу необходимые средства и сорок тысяч солдат: его популярность уже начинала беспокоить Барраса. Сулковскому, владевшему арабским языком, сразу прибавилось работы: искать все карты, какие только можно достать, добывать сведения об особенностях рельефа, климате, местных племенах, новейшей истории и политической ситуации…

Однако мир, завоеванный Бонапартом, как оказалось, висел на волоске, который чуть не оборвался в апреле. Главнокомандующим французскими войсками в Италии теперь был Жан-Батист Бернадот; Бонапарт, ревниво относившийся к чужим успехам, добился через Талейрана, чтобы его отправили послом в Вену. Боевого генерала удалось прельстить высоким жалованьем — около ста сорока четырех тысяч франков в год; австрийцы выразили протест, но было поздно: второго марта Бернадот уже вручал свои верительные грамоты Францу П. Французов в Вене не жаловали, посол жил в своей резиденции практически на осадном положении, но и французы были настроены к австрийцам враждебно, а в окружении генерала оказался поляк, желавший отомстить за раздел своей Отчизны… Местные газеты раззвонили о том, что французский посол якобы запретил своим подчиненным носить трехцветную кокарду, чтобы не дразнить гусей; Талейран прислал Бернадоту письмо, которое тот воспринял как реприманд, вспылил и вывесил у здания посольства французский флаг… Дом тотчас окружила разъяренная толпа; зазвенели выбитые камнями стекла, а Бернадот подлил масла в огонь, выскочив на крыльцо с саблей наголо. Толпа устремилась на штурм; стоявшие на улице экипажи разломали, французский флаг сорвали и сожгли; потребовалось вмешательство австрийских войск, чтобы уладить конфликт, продолжавшийся добрых пять часов. Через два дня Бернадот покинул австрийскую столицу, а Директория уже собиралась отменить экспедицию в Египет. Однако всё разъяснилось, мир удалось сохранить… Мир с Австрией.

Бонапарт получил приказ как можно скорее отправляться в Тулон, где уже собрался крупный флот.

Талейран, обещавший поехать с генералом в Константинополь, разумеется, уклонился от этого, чем сильно его рассердил. Свободное место в карете Бонапарта заняла Жозефина, которую он считал своим талисманом; она проводит мужа до берега моря — но и только. Оба тяжело переживали грядущую разлуку; Жозефина опасалась за свое будущее: ей было ясно, что популярного генерала намеренно хотят удалить из столицы, и что с нею станет, если она лишится своего защитника и покровителя?.. Штаб выехал вперед; попутчиком Сулковского стал его тесть Вантюр, бывший переводчик при французском посольстве в Высокой Порте. Рано утром они сели в почтовую карету, остановившуюся неподалеку от дома часовщика Бреге на набережной Люнетт, где они на пару снимали квартиру. На середине Нового моста у кареты отвалилось колесо. Плохое предзнаменование…

— Мы не вернемся оттуда, друг мой, — печально сказал Вантюру Сулковский, обычно не склонный к предрассудкам. — Мы останемся в Египте.

Пассажиры ждали, пока хмурый, не выспавшийся возчик поставит колесо на место с помощью бродяги, обрадованного случаем заработать. Когда все снова уселись, Сулковский высунулся в окошко, бросил прощальный взгляд на Фонтан Самаритянки, на Лувр…

— Прощай, Франция! Прощай, Польша…

***

Шарлотта Карловна Ливен в «русском» придворном платье и усыпанном бриллиантами кокошнике шла по мозаичному паркету Большой церкви Зимнего дворца, неся на подушке из золотой парчи младенца, укрытого императорской мантией с горностаевым подбоем. По бокам от нее выступали обер-шталмейстер Лев Александрович Нарышкин и граф Николай Иванович Салтыков. Их задачей было вовремя подхватить ребенка, если, не приведи Господь, он соскользнет с подушки, но обоим перевалило за шестьдесят, и надежда на них была плоха. Впрочем, князь Безбородко не зря говорил, что генеральше Ливен надо было родиться мужчиной: поступь ее была тверда, а руки сильны. Ей доверили уже не первое царское дитя, она справится.

Евангелисты смотрели на нее из-под потолка; воскресший Христос возносился в небеса. Яркие лучи февральского солнца лились в круглые окошки купола, играя на позолоте пилонов, лепных украшений и скульптур.

Имя новорожденному было найдено больше года назад, еще до его зачатия. Часовой у Летнего дворца доложил Павлу Петровичу в самый день его воцарения, будто ему явился архангел Михаил… Возможно, солдат слукавил, желая выслужиться и получить на водку, но мнительный император тотчас дал обет: если у него родится еще один сын, назвать его Михаилом. Он велел сломать Летний дворец и в конце февраля заложил первый камень в основание нового — Михайловского. Мария Федоровна разрешилась от бремени двадцать восьмого января девяносто восьмого года, в половине четвертого ночи, о чем возвестили двумястами одним выстрелом из пушек. Вероятно, младенца этот грохот не слишком обеспокоил, поскольку на разводе император отдал при пароле приказ великому князю Александру: «Бог даровал нам сына, его императорское высочество, великого князя Михаила Павловича, которому и быть генерал-фельдцейхмейстером и шефом гвардейского артиллерийского батальона».

Александр стал восприемником своего младшего брата. Читая «Символ веры», он словно впервые произносил каждое слово, наполнявшее его радостью и надеждой. Отец ясно дал ему понять, что новорожденный мальчик — не ровня ему и его братьям, ведь он «порфирородный», сын императора, а не великого князя. Возможно, именно Михаил унаследует престол? Ах, как это было бы хорошо! Приняв брата-крестника из купели в крыжму, Александр с умилением смотрел, как он сучит ножками и ручками, пока сестра Александра, исполнявшая роль крестной матери вместо герцогини Вюртемберг-Штутгартской, вытирает его и облачает в голубую крестильную рубашку.

Певчие пели тихо, чтобы не напугать младенца, и в ходе длинного обряда, продолжавшегося больше двух часов, он даже задремал. Кормилица, повитуха и няня (на эту роль назначили миссис Кеннеди, жену пастора англиканской церкви) тоже присутствовали в церкви, за ширмой; император избавил их от необходимости надевать фижмы и затягиваться в корсет. После сугубой ектении и отпуста Павлу поднесли на золотом блюде орден Святого Андрея Первозванного, который он возложил на сына, и тот заплакал. Ордена Святого Александра Невского, Белого орла, Святой Анны и Святого Станислава были пожалованы ему заочно.

Отслужили молебен с коленопреклонением, под артиллерийский салют в триста один выстрел — такой чести еще не удостаивали ни одного ребенка императорской четы. На торжественный обед собрались весь двор и особы первых классов; играл оркестр, пел хор; когда стемнело, весь город озарился иллюминацией.

Государыня на обед не явилась: она еще не оправилась от трудных родов и была удручена недавней смертью своего отца, герцога Вюртембергского. Акушер, выписанный из Берлина вместо прежнего (он тоже умер), объявил императору, что не ручается за жизнь его супруги, если она снова забеременеет. Павла не слишком огорчила перспектива воздержания на супружеском ложе, хотя он и был довольно нежен и предупредителен с женой. Поговаривали, что акушера подбил так сказать Кутайсов, желавший отдалить государя от императрицы и фрейлины Нелидовой, которые в последнее время оказывали на него довольно большое влияние. При дворе складывались новые партии, плелись новые интриги, и каждому надо сделать правильный выбор, чтобы не просчитаться…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация