Время от времени к «птичьим пятнам» присоединялись нерпы, которые осуждающе зыркали на нас из-под воды и уплывали прочь, растопырив усы. Но нередко случалось и так, что птичьи шум и гвалт привлекали внимание голодного горбача; кит подходил к пятну, делал один большой глоток – и вся стая песчанки оказывалась у него в ротовом мешке, а птицам оставалось лишь недоуменно покачиваться на волнах, размышляя, куда же делась рыба. Так мы в очередной раз убедились, что в жизни не все бывает как в книжках, – обычно пишут, что птицы кормятся на остатках добычи китов (и мы действительно не раз наблюдали это впоследствии), а тут получалось, что киты «паразитируют» на птицах, съедая стаю, которую те обнаружили и обозначили громкими криками.
Между тем уже подошел срок, в который планировалось сниматься с острова. Мы просили Бурдина, остававшегося в Петропавловске, договориться с каким-нибудь сухогрузом, чтобы он забрал нас прямо с Карагинского, потому что снова выбираться через Оссору совершенно не хотелось – одна мысль об этом милом поселочке навевала глубокую тоску на всех участников прошлогодней экспедиции. Но судно что-то никак не находилось, никто не хотел делать крюк, чтобы забрать нас с перешейка.
Неделю спустя Бурдин наконец отыскал капитана, который согласился взять нас на борт, но он направлялся не на юг, а на север – в Тиличики и Пахачи, а потом уже возвращался обратно в Петропавловск. Делать было нечего – мы решили, что лучше уж оказаться на судне, которое рано или поздно точно придет куда нам нужно, чем в Оссоре с непонятными перспективами. Так как судно шло западным берегом Карагинского, нам предстояло с помощью безотказного маячника перевезти свое имущество к нашим любимым цистернам на пляже перешейка. Пара дней ушла на сборы и транспортировку, а за день до назначенного срока мы перегнали на западный берег лодку, обойдя остров с юга, – это было проще, чем разбирать ее, везти по суше и собирать заново. Когда мы наконец все перевезли и вернулись в поселок, Женя пошла напоследок побродить по берегу и поснимать пейзажи. Конечно же, первое, что она увидела, посмотрев на море, – плавники косаток. Эти паршивцы где-то шлялись две недели, пока мы страдали без работы, но стоило нам перегнать лодку на другой берег – и вот они, тут, почти в самой бухте под маячным поселком!
На следующий день мы попрощались с гостеприимными хозяевами, и маячник отвез нас с остатками вещей к цистернам. Мы сели ждать обещанное судно. Предполагалось, что оно придет после обеда, но мы проводили закат, а никто так и не появился. Лишь после полуночи вдалеке показались огни пэтээра. Грузиться в темноте нам казалось безумием – это был верный шанс потерять что-то из нашего ценного оборудования, но капитан не собирался задерживаться тут надолго, так что пришлось зажечь все имеющиеся фонарики и нашаривать разложенные по пляжу вещи в полной темноте.
Наутро, отоспавшись и придя в себя, мы выбрались в кают-компанию и познакомились с командой. Капитан Олег Будимирович при ближайшем рассмотрении оказался отличным мужиком, энергичным и позитивным. Он с интересом расспрашивал нас о нашей работе и о китах и сам постоянно рассказывал какие-то случаи из жизни – не в навевающей тоску манере профессиональных любителей травить байки, а очень живо и по-настоящему.
Пару дней спустя пэтээр пришел в Тиличики. Пока судно грузилось, мы пошли побродить по поселку. В целом он мало чем отличался от Оссоры – та же провинциальная советская архитектура, приправленная морским дальневосточным колоритом и щедро посыпанная разнообразным мусором. Поселок расположен на прибрежной террасе и прижат к морю береговым обрывом, на который ведет основательная длинная лестница. Из досужего любопытства мы поднялись по ней вверх и попали в совершенно другой мир. Вместо тесного полуразрушенного поселка мы оказались в бескрайней тундре, в которой тут и там стояли красивые новенькие коттеджи. Выяснилось, что этот микрорайон был построен всего два года назад после землетрясения, основательно разрушившего нижний поселок. Коттеджи выглядели как на рекламной картинке, но местные, как говорили, все равно были недовольны: в старых домах было лучше.
После Тиличиков пэтээр направился в Пахачи. Это последнее поселение на берегу Берингова моря, куда ходят сухогрузы из Петропавловска-Камчатского, – дальше на север берег необитаем до самой Чукотки. Порт, точнее, то, что осталось от порта этого поселка, находится в лагуне, куда даже такое небольшое судно, как пэтээр, может зайти только по приливу. Прождав его полдня, мы наконец высадились на пирс, пришвартовавшись между парой ржавых корпусов давно оставленных судов. Пахачи оказались такими же безнадежно тоскливыми, как Оссора и нижние Тиличики, только еще более заброшенными и наполовину вымершими. По косе между лагуной и морем тянулась бесконечная череда развалин советских рыбзаводов – какие-то полуразрушенные ангары, сараи, ржавые скелеты машин и катеров и, конечно же, непременный атрибут таких мест – рассыпанные повсюду горы мусора.
После Пахачей людей на борту пэтээра заметно прибавилось – капитан взял на борт множество нелегалов, которым нужно было попасть в город. Пассажирских судов на этом направлении не существует, добираться по воздуху (вертолетом, а потом самолетом) – дело дорогое, долгое и муторное, поэтому многие стараются договориться с капитанами грузовых судов. На обратном пути, пока мы не зашли в пролив Литке, судно изрядно качало, и измученные морской болезнью пассажиры столпились на палубе вдоль бортов. Кроме суровых, просмоленных табаком и промаринованных годами беспробудного пьянства небритых трудяг в телогрейках, среди пассажиров было немало женщин, в том числе совсем молодых девушек в розовых курточках и лосинах со стразами, которые смотрелись на этом ржавом судне посреди Берингова моря совершенно сюрреалистично.
Всю дорогу, когда погода была более-менее нормальной, мы старались наблюдать с мостика за морем в надежде увидеть китов, но встретили только нескольких малых полосатиков и белокрылых морских свиней. Уже на обратном пути, в середине пролива Литке, наши усилия наконец увенчались успехом – мы заметили вдалеке знакомые черные треугольнички. За несколько дней до этого Женя выбила у Олега Будимировича обещание разрешить нам поработать с косатками, если они встретятся по дороге. Обещание свое капитан сдержал – едва мы сообщили о косатках, он дал команду остановить судно и спустить нашу лодку. Не веря своему счастью, мы попрыгали в «Зодиак» и понеслись к животным. Погода была отличная, почти штиль, косатки, правда, оказались так себе, но с грехом пополам нам удалось отснять половину группы. Как выяснилось впоследствии, это было очень ценное наблюдение, поскольку эту же группу мы сфотографировали в августе того же года на острове Беринга, зарегистрировав таким образом первую повторную встречу одних и тех же особей между акваториями Карагинского и Беринга.
Нечеловеческий интеллект
Как биолог вы должны остерегаться того, чтобы видеть смысл там, где его нет, и находить поведению объяснения, не подтверждающиеся фактическими данными. Например, отвечая на вопрос «Почему они прыгают?», можно сказать, что это часть невероятно сложной системы коммуникации, и, возможно, вы даже будете правы, но очевидный и, вероятно, правильный ответ таков: киты просто дурачатся.
