Промокшие, замерзшие и уставшие, мы вернулись на яхту, повесили «мустанги» сушиться и двинулись дальше на север. Больше мы в тот день ничего интересного не видели, поэтому на следующее утро повернули на юго-запад, взяв курс на остров Атласова. Этот день для разнообразия выдался солнечным и почти безветренным, так что мы загорали на палубе всего лишь в двух свитерах, а не в четырех, как обычно. Когда яхта проходила свал глубин, вдалеке несколько раз вспыхивали фонтаны кашалотов, но мы не стали к ним подходить: кашалоты обычно отдышиваются на поверхности минут десять, а потом ныряют минут на сорок или даже больше, а времени у нас было мало.
Ближе к вечеру, когда солнце начало клониться к горизонту, уже на подходе к острову Атласова мы заметили вдалеке какой-то продолговатый темный предмет на поверхности воды. Он был у нас почти прямо по курсу, и чем ближе мы подходили, тем более странным он казался. Скоро стало понятно, что он движется: на ровной поверхности воды за ним оставалась длинная кильватерная борозда; значит, это было не просто бревно. Но и китом это существо быть не могло: оно не заныривало, а просто скользило по поверхности. В какой-то момент у меня даже возникла мысль, что это плывущий медведь, хотя до ближайшего берега было километров десять. Как раз в этот момент загадочное существо все-таки скрылось под водой, опровергая эту гипотезу. Когда оно снова вынырнуло, выпустив заметный фонтан, и опять заскользило по поверхности, до нас наконец дошло: это же гладкий кит!
Северотихоокеанские гладкие киты – огромная редкость, и встретить представителя этого вида – большая удача. Гладкие киты медлительные и толстые, и китобои прошлых веков очень любили их, поскольку они дают много жира и не тонут после того, как их убили. Любовь китобоев дорого обошлась этим беззащитным существам – их популяции в Северном полушарии были уничтожены почти без остатка. В Северной Атлантике осталась лишь горстка китов у побережья США, а раньше они обитали и в водах Европы, доходя даже до Баренцева моря. В северной части Тихого океана тоже осталось всего лишь несколько сотен животных. Только в Южном полушарии популяция смогла восстановиться после запрета коммерческого промысла, а северотихоокеанские и североатлантические гладкие киты до сих пор крайне малочисленны.
Я видела их до этого лишь дважды – в первый раз в рейсе в 2003 году в центре Охотского моря, а во второй в 2012 году на Командорах, когда мы неожиданно наткнулись на такого кита в большом скоплении кормящихся горбачей и быстро потеряли его среди их фонтанов. Но такое поведение – скольжение по поверхности – я наблюдала впервые, хотя и читала о нем. У гладких китов совершенно особый тип питания: в отличие от полосатиков, которые рывком захватывают воду с добычей в расширившуюся глотку, гладкие просто движутся сквозь воду, раскрыв свой ковшеобразный рот с длинным китовым усом, и ждут, когда на ус нафильтруется достаточно всякой съедобной мелочи. Обычно они делают это под водой, но иногда и на поверхности – именно это мы и наблюдали.
Поняв, что перед нами гладкий кит, мы попросили Сергея лечь в дрейф, быстро перекидали оборудование в лодку и бросились в погоню. К сожалению, кит сразу перестал кормиться у поверхности – то ли испугался шума мотора, то ли просто передумал, так что увидеть это зрелище вблизи нам так и не довелось. При нашем приближении кит начал надолго заныривать, выходя каждый раз в новом направлении. Хвост мы сняли сразу, но нужна была еще голова: гладких китов идентифицируют по рисунку ороговевших наростов – так называемых каллоцитов, покрывающих голову животного. Кроме того, в план-максимум входила биопсия. Кит вел себя так, будто догадался о наших коварных намерениях – выныривал ненадолго и уходил под воду, прежде чем мы успевали приблизиться, так что вместо головы и биопсии мы получали лишь заныривающую вдалеке спину. В книгах о китобойном промысле пишут, что гладкие киты были излюбленной добычей китобоев благодаря своей медлительности, но встречавшиеся мне представители этого вида явно не читали тех книг – улепетывали они от нас намного шустрее, чем это обычно делают горбачи. Вероятно, их медлительных сородичей в свое время выбили китобои на своих гребных шлюпках, а остались только такие вот бодрые психи, к которым и на моторе не подойдешь на выстрел. Если бы не редкий для этих мест штиль, у нас не было бы никаких шансов. Темнело, и фотоаппарат снимал уже на пределе своей светосилы. Несколько раз мы успевали подскочить близко, так что кое-какие фотографии головы сделать все же удалось, а вот с биопсией не везло – то кит нырял, прежде чем мы подъезжали на выстрел, то я промахивалась. Наконец, когда стало уже настолько темно, что даже увидеть кита на расстоянии было сложно, мы решили сдаться и поехали в сторону яхты. Именно в этот момент кит шумно вынырнул прямо у нас на дороге, всего в нескольких десятках метров перед лодкой. Ванюха дал газу, я выстрелила, и удача нам наконец улыбнулась – стрела ударила кита прямо в бок и высекла вожделенный кусочек кожи. Обиженно пыхтя, представитель редкого вида удалился в темноту, а мы радостно вернулись на яхту со второй за всю историю нашего проекта биопсией гладкого кита.
Отработав с гладким китом, мы направились дальше на юг, планируя пройти поперек Четвертого Курильского пролива, разделяющего острова Парамушир и Онекотан, а затем развернуться в сторону Петропавловска, так как близился конец срока аренды яхты. В проливе нас встретил густой туман. К счастью, он был не сплошным – его проносило полосами и периодически разрывало, открывая нам для наблюдений небольшой кусочек синего моря. Именно в такой момент Оля Титова заметила вдалеке самца косатки, деловито двигавшегося в направлении Парамушира. Восторг, паника от боязни упустить, быстрая выгрузка в лодку команды и оборудования, и вот мы уже несемся по волнам за косатками, которых внезапно оказалось множество – несколько десятков, разбитых на разрозненные группы. Как обычно в таких случаях, мы попытались разорваться между фотографированием и записью звуков, косатки то не кричали, то не слишком подпускали, и тут на нас наплыл очередной большой клок тумана, полностью закрыв всю видимость дальше 50 метров. Оставалось только стоять на месте, бросив в воду гидрофон, и беспомощно слушать редкие покрикивания под водой и мощные близкие выдохи на воздухе.
Естественно, это повергло всех в мрачное расположение духа, и, чтобы развеселить нас, Ванюха пошутил: «Сейчас туман разойдется, и появится белая косатка». Тут стоит упомянуть, что прямо перед рейсом мне позвонила мама и стала выяснять, почему это мы не сидим, как обычно, на Командорах, а зачем-то отправляемся на Курилы. Мама не слишком разбирается в нашей теме, так что объяснить ей что-то, особенно по телефону, было довольно сложно. Видя мои мучения, Ванюха подсказал: «Скажи ей, что мы идем искать белую косатку».
– Мы идем искать белую косатку, – обреченно сказала я в трубку, не особенно надеясь на успех.
– А, белую! Ну, тогда понятно, – тут же успокоилась мама, как будто это было самое естественное занятие на Земле – искать белых косаток.
Об этом-то мы и вспомнили тогда в тумане, слушая удаляющиеся выдохи. Прошла пара минут, мы уже собирались свернуть гидрофон и двинуться следом, и вдруг косатки начали выныривать прямо рядом с лодкой. Я хватаю арбалет, Оля поднимает фотоаппарат, Ванюха начинает, по своему обыкновению, что-то мне командовать, и тут… из тумана появляется белая косатка.
