Мы взяли такси и доехали до пирса, где толпа таких же прилетевших уже грузилась на продолговатое пассажирское суденышко, почему-то носящее имя «Камчатка». Места внутри нам не хватило, поэтому мы устроились снаружи на носу, кинув свои рюкзаки в общую кучу и приткнув переноску с Райдо под ногами. Суденышко отшвартовалось и двинулось через лиман. Ветер раздувал волны, покрытые белыми барашками. Вдруг мне показалось, что какой-то из барашков – вовсе и не барашек даже, а чья-то белая спина.
– Белуха! – в ту же секунду воскликнула Оля и схватилась за видеокамеру.
Это и впрямь оказались белухи, их было довольно много, они выныривали тут и там в волнах вокруг нашего паромчика. Нередко они охотятся прямо возле пирса – на следующий год мне пришлось проторчать в ожидании «Камчатки» несколько часов, и лишь плавающие рядом толстые деловитые белухи как-то скрасили это время. Анадырские белухи – это отдельное локальное стадо, они проводят все лето в лимане, а на зиму, когда он покрывается льдом, откочевывают к южному побережью Чукотки. Это, пожалуй, единственные истинно чукотские белухи: все остальные представители этого вида заходят в чукотские воды лишь время от времени. Два локальных стада, нагуливающиеся летом к северу от Аляски, в восточной части Чукотского моря и в море Бофорта, во время осенней миграции могут подходить к северному побережью Чукотки, а потом идут через Берингов пролив на зимовку в Берингово море.
Когда мы дошли до анадырского причала, нас прямо с пирса забрал приятель Сергея и повез на своем катере на «Эмму». Дело было к вечеру, поэтому выход решили назначить на рассвете (благо рассвет в тех широтах даже в начале августа наступает часа в три ночи). Когда мы проснулись утром и начали наблюдения, яхта уже проходила мимо входных кос. Нас ждал Анадырский залив.
В рейсах 2004–2005 годов Бурдин встречал в Анадырском заливе большие скопления горбачей, да и позже наши друзья, работавшие гидами на круизных судах, не раз видели этих китов в открытых водах залива. Мы тоже надеялись их встретить, но тщетно обшаривали горизонт – лишь один горбач попался нам на полпути между Анадырским лиманом и заливом Креста, да и тот напрочь отказался показывать хвост. А между тем у нас назревала новая проблема.
Мы шли поодаль от берега, и никаких высадок в ближайшее время не предполагалось. Я надеялась, что Райдо после опыта на «Завойко» смирится с тем, что нужно делать свои дела на судне, но нет – пластиковая палуба понравилась ей еще меньше, чем металлическая. Хотя, возможно, дело было не в материале, а в размере: на палубе «Эммы» почти нет ровного горизонтального места, где можно было бы во время качки выпустить собаку, поэтому приходилось ставить ее на небольшой пятачок сразу за люком. Каждые несколько часов я выносила Райдо на этот пятачок и уговаривала ее пописать на пеленку, но шелти была непреклонна. Только утром второго дня, больше чем через сутки после выхода, она наконец снизошла до того, чтобы напрудить огромную лужу.
Мы решили зайти в залив Креста, так как по информации с круизных судов в последние годы там стало встречаться все больше горбачей. Заодно мы планировали высадиться там в какой-нибудь тихой бухте, чтобы собрать лодку, – на «Эмме» на этот раз имелся маленький надувной «тузик», на котором можно было по спокойной воде довезти до берега части разобранного «Зодиака», чтобы собрать его там для дальнейшей работы с китами. Для высадки Сергей выбрал пляж возле чукотского села Конергино – вероятно, после длительного перехода через Берингово море его тянуло к людям. Люди не заставили себя долго ждать: едва мы начали собирать лодку, как к нам со стороны села пришел весьма колоритный чукча средних лет. Выяснив, кто мы такие и что тут делаем, он начал рассказывать про здешнее житье-бытье, оленей, охоту и бурную чукотскую молодость. Вполуха послушав рассказы и собрав лодку, мы отчалили на яхту и двинулись дальше, а чукча отправился к себе домой и доложил о нашей высадке куда следует.
Мы прошли вдоль залива на север, но так и не встретили никого, кроме одинокого серого кита. Прежде чем поворачивать обратно на юг, Сергей решил зайти в Эгвекинот – самый большой поселок в этой части Чукотки. Вечерело, и мы вошли в узкий фьорд уже на закате. Едва Сергей вышел на связь с местными службами, рация взорвалась командами с берега, причем инструкции от разных инстанций были ровно противоположными: начальник порта требовал немедленно, вот прямо сейчас убираться куда подальше, а пограничники, наоборот, приказывали высадиться и предъявить документы. После некоторых прений пограничники все же победили, мы погрузились в «Зодиак» и в полной темноте, ориентируясь только на фонари на берегу, поехали искать, где же тут пирс для высадки. Ехали втроем: Сергей как капитан яхты, Ванюха как водитель лодки и я, чтобы прогулять собачку на берегу. Когда после получаса плутаний вдоль берега под аккомпанемент несущихся из рации инструкций от пограничников мы наконец нашли их машину и вскарабкались к ней на пирс, они немедленно забрали Сергея с Ванюхой и уехали, оставив нас с Райдо ждать на закрытой территории порта.
Прошел час, другой, а ребята все не возвращались. Сначала мы скромно гуляли в той части порта, которую можно обозначить как «помойка», потом пошли обследовать стоявшие на берегу суда, обошли весь порт, а ребят все не было. Накрапывал дождь; Райдо уже начала намекать мне, что, вообще-то, она нагулялась и готова к возвращению на мягкую койку. Лишь часа три спустя на въезде в порт замелькали долгожданные фары. Оказалось, что пограничники все это время проводили разъяснительную беседу и составляли протокол за то, что мы высадились в Конергине: в нашем пограничном разрешении были указаны Анадырь, Эгвекинот и Провидения, а вот Конергино там не значилось, и бдительные стражи границ отважно бросились защищать Родину от злобных нарушителей, оштрафовав их, т. е. нас, на целую тысячу с чем-то рублей.
Когда мы возвращались на яхту, уже начало светать, и нашим глазам предстал Эгвекинот при свете дня: ничем не примечательное скопление уродливых пятиэтажек с сияющей золотыми куполами роскошной белой церковью в центре. На высившемся над селом склоне сопки огромными выложенными из камней аляповатыми буквами было написано «Выпуск-2010» – вероятно, выпускники 2010 года понимали, что едва ли им доведется оставить еще какой-то след в истории, поэтому постарались хотя бы изгадить склон в назидание будущим поколениям. Мы покинули это место без малейшего сожаления.
Ближе к выходу из залива Креста нам все-таки встретились несколько горбачей, а еще через несколько километров началось огромное скопление серых китов. Сначала они попадались единично, потом их стало больше, и вот уже вокруг до самого горизонта тут и там вспыхивали десятки фонтанов.
Расположенная у выхода из залива Креста коса Мээчкын – длинный, узкий и низкий остров – когда-то служила приютом огромному лежбищу моржей, но сейчас она была почти пуста, лишь в воде у берега мы заметили одинокого молодого самца. С потеплением моржи стали смещаться все дальше на север и в последние годы почти не выходят на косу Мээчкын. За косой стояла стена тумана. Едва мы вышли из залива, следом за туманом налетел ветер, окончательно поставив крест на дальнейших наблюдениях. Такая погода преследовала нас до самого входа в бухту Провидения – еще один узкий и длинный фьорд, названный так экипажем британского корабля «Пловер» в благодарность за успешную зимовку. От основной бухты вбок уходит небольшое ответвление, носящее название «бухта Эмма», на берегу которой и находится поселок Провидения. Ранним утром 8 августа мы вошли в бухту Эмма на яхте «Эмма». Впрочем, пограничники, глухие к поэзии совпадающих названий, немедленно приказали нам явиться на заставу и предъявить документы. К счастью, штрафовать нас на этот раз было не за что, и после встречи с сотрудниками парка «Берингия» и забега по магазинам мы отправились дальше.
