Кит бодро кормился в скоплении горбачей и, кажется, пытался к ним присоединиться, но не встречал понимания. В какой-то момент он даже вынырнул между двумя совместно кормящимися горбачами, но они лишь разошлись, оскорбленно пыхтя, и снова сошлись, оставив вторженца в одиночестве. Так он и кормился один на периферии горбачиных скоплений. Гладкий оставался в Пенкегнее почти неделю, мы встречали его изо дня в день, но потом он все-таки ушел на поиски лучших мест.
В тот год произошло еще одно интересное событие – на косу в проливе между Аракамчеченом и Иттыграном вышли моржи. До этого они не появлялись там много лет, залегая на отдаленных лежбищах Аракамчечена и на маленьком островке Нунэанган с внешней стороны Иттыграна. Мы к этим лежбищам не приближались, так как для местных жителей это важный источник пропитания и они очень ревниво относятся к любым вторжениям, которые могут спугнуть моржей и заставить их покинуть лежбище; за год до этого чаплинские эскимосы подали жалобу на туристов с круизника, которые слишком близко подошли к лежбищу на Нунэангане и распугали животных.
Коса в проливе между Аракамчеченом и Иттыграном лежала довольно близко от нашего ежедневного маршрута из Румилета в Пенкегней, так что мы стали регулярно делать крюк в надежде встретить там косаток. Мы останавливались в паре километров от лежбища, слушали монотонный рев животных и осматривали горизонт в бинокль в надежде, что в окулярах мелькнут наконец долгожданные черные треугольнички. Но дни шли за днями, а косатки так и не появлялись.
К сентябрю мы уже смирились с тем, что косаток в этом году не увидим, и с нетерпением ожидали окончания экспедиции, чтобы побыть наконец в одиночестве, помыться и справить нужду без стресса. В последний день перед снятием с утра мы долго всматривались в море, пытаясь понять, стоит ли идти работать или лучше посвятить этот день сборам: ветер в Румилете часто дует так, что возле кордона он кажется слабым, а к середине бухты разгоняется и поднимает волну, против которой приходится возвращаться обратно не без урона для здоровья. Пока мы размышляли, к балку по косе лихо подкатил «Урал» и из него вылезли два помятых мужика и пьяная в хлам тетка из коренных. Мы были уже знакомы – пару недель назад они привозили какое-то барахло и просили передать его в Янракыннот с ближайшей лодкой, что мы и сделали. Но в тот раз они были трезвы и вменяемы, а сейчас общаться с ними было тяжело. Посмотрев на это безобразие и поняв, что покоя нам сегодня на кордоне не видать, мы быстренько погрузились в лодку и, плюнув на ветер, решительно поехали в Пенкегней.
В самом проливе ветер оказался не таким уж сильным, мы добрались до Пенкегнея без приключений и начали уже было высматривать китов, как вдруг Ванюха воскликнул:
– Косатки!
Я, конечно, не поверила – мало ли что можно принять за плавники после месяца без косаток. У нас в экспедициях бывали случаи, когда «косаткой» оказывался грудной плавник веселящегося горбача и даже бревно с вертикальным сучком. Но Ванюха твердо стоял на своем – он только что видел группу косаток. Мы остановились, встали в лодке и начали осматриваться. Шли минуты, но никто не появлялся, и вдруг поверхность наконец разрезали черные плавники.
Мы бросились в погоню с азартом засидевшегося на диване ягдтерьера. Группа была довольно большая, семь или восемь штук, но ни одного взрослого самца с высоким плавником – только самки, подростки и детеныши, отчего их довольно сложно было разглядеть в волнах. Сами они не хотели иметь с нами ничего общего, так что в течение часа нам не удавалось подойти даже на расстояние приличного фото. Ситуация осложнялась сильной волной и ярким солнцем, бившим в объектив ровно с той стороны, куда нужно было его направить, чтобы сфотографировать косаток слева. То бешено прыгая по волнам, то высматривая плавники против солнца, мы очень устали и так ничего толком и не достигли, так что в конце концов решили просто следовать за ними и ждать более подходящего момента.
Косатки пересекли пролив Сенявина и пошли на север под берегом Аракамчечена, по-прежнему поворачиваясь левым боком против солнца. В том месте, где пролив Сенявина переходит в пролив Йергын, из берега выдается длинная коса, которую частично заливает в прилив, а в отлив на ней залегают ларги. Мы решили подъехать поближе к косе в надежде, что косатки решат там поохотиться и потеряют осторожность.
Зайдя на пару километров вперед по курсу группы, мы остановились и стали осматриваться. Косатки не появлялись. Тянулись минуты, я уже начала подозревать, что они обогнули косу и ушли в пролив, но тут метрах в трехстах впереди нас, почти рядом с косой, поверхность воды вскипела от плавников – косатки резко выныривали в разные стороны, выходя порой почти на целый корпус. Там явно шла охота. Мы метнулись к ним. Оля снимала очередями, а я разрывалась между гидрофоном и арбалетом: во время охоты косатки могли покричать, но если мы остановимся и бросим гидрофон, то потеряем мобильность и не сможем быстро следовать за ними, а нам нужны были не только звуки, но и биопсии.
В этот момент косатки начали выскакивать прямо рядом с лодкой, я выстрелила и промазала, мы подхватили стрелу, косатки все еще продолжали выходить вокруг, я выстрелила снова и на этот раз попала. Наконец-то у нас были от этой группы фотографии и проба. Я все-таки решила бросить гидрофон, хотя было понятно, что косатки уже уходят, и действительно, никаких звуков мы от них не услышали, так что пришлось быстро сворачиваться и догонять их.
Плавники мелькали уже далеко впереди, почти на середине пролива. Там кормилась пара серых китов, и косатки приближались к ним. Вдруг на поверхности воды появились два каких-то больших трапециевидных предмета. Мы не сразу сообразили, что это грудные плавники серых китов. Похоже, почувствовав приближение хищников, киты приняли максимально безопасную позу – спиной вниз, повернув уязвимое брюхо к поверхности, откуда их невозможно было атаковать. Косатки, впрочем, китами не заинтересовались и на полной скорости проскочили мимо. Мы шли за ними поодаль, чтобы не беспокоить их, но и не терять из виду. Минут через десять они замедлились и пошли вдоль пролива в сторону открытого моря, надолго заныривая и как следует продышиваясь после заныров.
Мы заехали на несколько километров вперед и остановились, чтобы дождаться их, а тем временем достали ланч-бокс и термос. Пока мы ели и пили, косатки не появлялись, и мы начали уже беспокоиться, что потеряли их, как вдруг под берегом показался плавник самца, заныривающий в обратную сторону. Новая группа! Мы завели мотор и начали медленно подбираться к самцу. Вдруг, в лучших традициях плотоядных косаток, плавники прорезали воду прямо под бортом, но мы были к этому готовы – я сидела на носу с арбалетом наизготовку и с первого раза попала в «другого», сопровождавшего самца. Мы подобрали стрелу с пробой и поехали снимать новую группу.
Их оказалось четверо – два взрослых самца и два «других». Если среди предыдущей группы я успела разглядеть нескольких самок, знакомых по предыдущему году, то этих мы раньше не встречали. Поначалу они шли разрозненно, но потом собрались в тесную группу, которая двигалась в направлении моржового лежбища. Мы воодушевились: неужели наконец-то удастся понаблюдать охоту косаток на моржей? Заехав ближе к лежбищу, мы остановились и бросили в воду гидрофон. В наушниках раздались звуки моржей, похожие на далекие выстрелы, – они шли парами или короткими сериями, время от времени к ним присоединялись гулкие звуки, отдаленно напоминающие колокольный звон. Вдруг моржовый хор прорезал скрипучий крик косатки, потом еще один и еще. Наконец-то! Оля достала видеокамеру и приготовилась снимать охоту. Но нет – косатки сегодня были не в настроении давать спектакль, они прошли мимо лежбища, даже не притормозив, крикнули еще пару раз и окончательно замолкли.
