У Кади закружилась голова. Она едва могла говорить:
– Ты… ты…
– Отвратительный? Аморальный? Преступно красивый? Говори обо мне все, что хочешь. Ты сестра бывшего студента-психопата. Какую бы возможную угрозу ты ни представляла для меня раньше, сегодня ты ее устранила, отправив по электронной почте извинения за ложное обвинение в том, что у нас был незащищенный секс, как ты сказала во время визита в УМС. У меня есть доказательства того, что ты лжешь и бредишь, написанные твоей собственной рукой.
Ее затошнило от мысли, что она попалась в каждую его ловушку. Кади попятилась, а Никос продолжал наступать:
– И раз уж мы исповедуемся, могу снять с себя все маски. Помнишь, ты спросила, верю ли я в судьбу?
Кади не подняла на него глаз.
– Ты была в одном из своих мечтательных настроений, и я сказал тебе, что думал, призрак твоего брата привел меня к тебе. Видит Бог, если бы призраки существовали, твой брат поднялся бы из земли и ударил меня по лицу.
В аристократический нос Никоса с хрустом врезался правый хук Кади.
Глава 58
Кади фурией пронеслась через Олд-Ярд, злая, но довольная, несмотря на пульсирующие костяшки руки. Никос! Все это время!
Кади мысленно проматывала его самодовольное удовлетворение – удовлетворение, которое она ему дала. От одной мысли хотелось немедленно стрясти противное ощущение с кожи. Особенно глодало то, что Никос был прав: она хотела ему верить. Она хотела чувствовать себя ближе к Эрику, и история Никоса об их дружбе, версия Эрика, который был здоровым и общительным, лучшим другом этого крутого парня, играла за все то, во что она хотела верить о своем брате. В то, что он не был так уязвим, когда она бросила его в этом самом уязвимом состоянии.
Но настоящих друзей у Эрика не было. И теперь Кади поняла, что и у нее тоже. Но теперь она знала, что сделает с Прокоп, и все остальное не имело значения. Она приехала в Гарвард, чтобы связаться с Эриком и понять, почему он умер, отчасти, чтобы искупить его грех, а отчасти – искупить свой, и теперь она это сделает. Здесь злодеем была Прокоп. Она манипулировала Эриком, использовала его, предала и в конце концов убила.
Эрик хотел привлечь ее к ответственности, но умер, не успев этого сделать. Теперь Кади закончит его работу. Все, что нужно было сделать, – собрать все части дела против Прокоп: фотографии, контейнер с письмом Эрика и флэшкой – и его исследовательскую тетрадь – и пойти прямо в полицию. Но сначала она хотела проверить фотографии Ли. Это займет всего минуту, а ее комната в общежитии совсем рядом.
Кади взбежала по лестнице Уэлда, прыгая через две ступеньки. Вставив ключ в замок, она попыталась провернуть его распухшими пальцами. Выругалась, попробовала еще раз и наконец ворвалась внутрь.
Ранджу глянула с футона, освещенная экраном ноутбука.
– Привет, ты в порядке? Где ты была? Мы волновались.
Кади поняла, что оставила свой ноут в номере матери.
– Мне нужно воспользоваться твоим ноутбуком.
– Сейчас? Зачем?
Кади села рядом с Ранджу и взяла ноут с ее коленей.
– Я быстро.
Она свернула открытые окна и вытащила из кармана флэшку.
– Хм, ладно. – Ранджу искоса взглянула на нее. – Прости, если вчера я тебя разозлила, наверное, можно было все сделать лучше.
Кади вставила флэшку и пыталась понять, где находятся файлы.
– Да, ладно.
Она обнаружила, что содержимое диска хранилось в безымянной папке, внутри которой еще несколько, помеченных местоположением и датой. Она остановилась, наведя курсор на последнюю, «Леверетт 26.03», двадцать шестого марта прошлого года, в день смерти Эрика.
– Но по тебе не скажешь, что с тобой все в порядке. Как сейчас: ты ведешь себя чертовски странно, – Ранджу наклонилась, чтобы посмотреть на экран компьютера. – Что ты разглядываешь, фотографии Леверетт-хауса?
– Пожалуйста, помолчи! – крикнула Кади, напугав их обеих.
Ранджу фыркнула и поднялась. Она вошла в спальню и захлопнула дверь. Но Кади больше не заботила их хрупкая дружба; все, что имело значение, – эти фотографии.
Глубоко вздохнув, она дважды щелкнула по папке и добралась до серии файлов, в заголовках которых были только цифры. Она щелкнула первый. Как только файл открылся на экране, ей пришлось закрыть глаза, чтобы пощадить сердце. Хотя Ли оказалась права, изображение было низкого качества, даже пикселизированные контуры лица ее брата, его глаза, его подбородок потрясли Кади до глубины души. Видеть его живым, знать, что это его последние мгновения, все это делало темный и дрянной образ похожим на полуденное солнце, слишком яркое, чтобы вынести. Но она заставила себя быть сильной.
Людям приходилось опознавать тела близких. Они должны были выдерживать подобное, чтобы убедиться, что справедливость восторжествовала.
Кади снова сосредоточилась на изображении. Только Эрик смотрел в камеру. Он обнимал Прокоп, стоявшую спиной к камере, положив подбородок ей на плечо.
Эрик умел чудесно обнимать, его медвежьи объятия поднимали Кади в воздух, и она никогда больше не почувствует их снова. Глядя на фотографию, она чувствовала только зависть, которая сдерживала горе; она ревновала, что его последняя нежность была потрачена впустую на эту злую женщину.
Интересно, какую ложь сказала Прокоп Эрику, чтобы он впустил ее и удостоил прощением? Может, она сказала ему, что собирается сдаться. И в своей доброте он доверился ей и впустил в последний раз. Рука Кади дрожала, когда она щелкнула по следующему файлу. Второе изображение накладывалось на предыдущее, как игральная карта. На этом снимке Эрик и Микаэла смотрели друг на друга в профиль. Хотя они стояли не очень близко друг к другу, близость была очевидна; она касалась его лба, возможно, убирая волосы. Но снова вертикальные кромки окна не давали рассмотреть черты лица Прокоп. Были видны только ее руки и светлые волосы до плеч. На следующих нескольких снимках Прокоп почти не появлялась в кадре; она сидела на краю кровати Эрика, видны были только ее ноги. Однако, листая серию, Кади могла сказать, что Эрик был зол. Было похоже на анимацию с остановкой движения, когда он перемещался из стороны в сторону кадра, расхаживая, жестикулируя. Наконец Прокоп снова появилась, только опять спиной к камере. Хотя выглядело, словно она приближается, тянется к нему, а Эрик ее отталкивает.
Оставалось одно нераскрытое изображение, последняя карта, которую нужно было сдать. Кади перевела курсор на последний файл и обнаружила, что колеблется. Ей хотелось увидеть что-нибудь такое, что безвозвратно заклеймило бы Прокоп, но это на кадре могло оказаться что-то обратное, что Кади не понравится.
Независимо от того, насколько ясно ее разум произносил эти слова, сердцу не нравился этот звук, резкий, жестяной и истинный: Кади хотела увидеть, что Эрика столкнули. Не только потому, что это подтвердит вину Прокоп и оправдает Эрика, но и потому, что оправдает ее саму.
