Глава 63
В больнице Кади осмотрели, промыли царапины, подключили капельницу и выдали пакет со льдом для головы. А потом начался парад правоохранительных органов. Сначала местная бостонская полиция, потом агенты ФБР – все прибыли, чтобы она повторила официально свое заявление. Снова и снова.
Кади описала стычку с Прокоп в Факультетском клубе, стараясь назвать или описать всех, кто был свидетелем их ссоры, и рассказала о неожиданном нападении Прокоп на крыше. Она объяснила историю Прокоп и брата, как сама ее понимала, его записи об шпионаже, содержание его письма, где эти доказательства находились в гостиничном номере, и все остальное. Объяснила, что Эрик устроил ловушку и что, если они посмотрят запись с камер наблюдения Кембриджского сберегательного банка на дату и время, которые он записал в своем блокноте, у них должна быть запись русского сообщника, которому Прокоп передавала информацию. Допрос длился так долго, что один из полицейских, спасших ее на крыше, ушел и вернулся в больницу с сицилийской пиццей из «Ночс» для Кади и ее мамы.
Наконец полиция и федеральные агенты ушли, и Кади с матерью впервые обрели покой и тишину. Мать обмякла в потрепанном кресле, придвинутом к больничной койке. Кади лежала под тройным слоем одеял – даже спустя несколько часов она все еще дрожала от адреналина. Мать в изнеможении потерла лицо.
– Я не могу поверить в то, что случилось, что эта женщина сделала с тобой. И я знала, что она была куратором Эрика, я доверяла ей, даже встретилась с ней однажды и поблагодарила. Я пожала руку человеку, который чуть не убил мою дочь. – Она с отвращением покачала головой: – Не думала, что могу быть еще более бестолковой.
– Даже Эрик не знал, какая она на самом деле. А потом он был уже слишком болен, чтобы просить о помощи… или, по крайней мере, слишком болен, чтобы ему поверили. Поэтому она его и выбрала.
– А ты? Почему ты мне не сказала, когда узнала?
– Я подумала, что лучше справлюсь в одиночку. – Кади подергала выпущенную нитку на тонком одеяле и тихо задала следующий вопрос: – Почему ты не сказала мне, что была с Эриком в ту ночь, когда он умер?
Мать выглядела удивленной, но потом ее лицо исказило выражение смирения:
– Отец тебе рассказал.
– Папа знает?
Губы матери приоткрылись, но она промолчала, только глаза наполнились слезами, когда она увидела боль на лице дочери.
– Мама, просто расскажи. Мне нужно знать.
На ее щеках пролегли влажные дорожки, мама сжала дрожащие губы, чтобы не разрыдаться окончательно.
– Я пыталась вернуть его домой. – Она глубоко прерывисто вздохнула, прежде чем начать рассказ: – Пыталась уговорить твоего брата приехать домой и взять отпуск с самого Рождества. Когда он отказался от проекта Бауэра, я думала, что он сдастся, но он все еще хотел закончить год. Потом он перестал отвечать на мои звонки, сообщения, электронные письма. У меня не было никакой возможности поддерживать с ним связь. Мне было страшно. В те выходные тебя не было, мы с твоим отцом сильно поссорились из-за этого, и я подумала: «К черту все, я сама его заберу». Я даже не сказала твоему отцу, куда еду, слишком злилась. Я приехала в тот же вечер.
Не было зрелища более тревожащего ребенка, даже для взрослого, чем плач родителей. Маленькой девочке в Кади хотелось забраться к матери на колени и спрятать лицо у нее на плече, но она слишком боялась того, что мать расскажет, чтобы прикоснуться к ней. Так что Кади слушала, и ее сердце было готово к удару.
– Твой брат не обрадовался моему внезапному визиту. Вторжение в личную жизнь, сказал он мне. Я требовала, чтобы он вернулся домой, я кричала, он кричал, я умоляла, мы плакали. Он сказал, что ему не станет лучше, и что он больше не хочет заставлять нас проходить через этот ужас. Я пыталась сказать что-то правильное, но не смогла. Потом он попрощался со мной. Я думала, он просто хочет, чтобы я ушла, поэтому ничего не ответила. Он просил: «Попрощайся со мной, попрощайся», а я не стала. Сказала, что не уйду, пока он не вернется со мной домой, что останусь там на всю ночь, если понадобится. А потом он обнял меня. – Улыбка на мгновение скользнула по ее лицу, прежде чем оно снова застыло. – Я обняла его в ответ, а он сказал, что любит меня, и попросил прощения. Я была рада, думала, он наконец-то согласился вернуться домой. Я повернулась за пальто, и в ту же секунду он оказался у окна.
Ее глаза расширились от вновь переживаемого ужаса.
– Все произошло так быстро. Он протиснулся наружу, не знаю как, там была ширма. То есть он уже ослабил ее, я не знаю, но это произошло в одно мгновение. Я не могла до него дотянуться. Он исчез.
Мама замолчала, пережидая наплыв эмоций. Немного помолчав, она продолжила:
– Я позвонила в полицию, у меня была истерика, я сказала, что он прыгнул, что нам нужна «Скорая». Я помню, как сбежала вниз по лестнице, выскочила на улицу и бросилась к нему. – Она прикрыла глаза, словно пытаясь спрятаться от воспоминаний. – Это было самое ужасное зрелище, мой прекрасный мальчик… сломанный.
Она опустила руки, заплаканное лицо исказилось от боли.
– Что было дальше?
– Я слышала сирену, видела приближающиеся огни. Но не могла их встретить. Случившееся окончательно стало бы реальностью. А мне уже было слишком много. Потому что я знала.
– Знала, что он мертв?
– Знала, что это я виновата. И никто и ничто не могло это исправить. И вид, и ужасный, необратимый факт случившегося. Я запаниковала, и мне так стыдно за это, что я сбежала.
Кади молчала, пытаясь переварить услышанное. Через несколько мгновений она смогла спросить:
– Так ты рассказала папе?
– Нет. Позже я узнала, что полиция позвонила домой вскоре после произошедшего, и он ответил. Он все еще не знал, где я осталась ночевать, и уж точно не знал, что я была здесь. Он продолжал звонить мне на мобильный, но я не брала трубку, не могла. Ехала домой как маньяк, в полном шоке, не знаю, как удержалась на дороге. Когда я увидела, что звонит твой отец, у меня возникла безумная мысль, что он звонит, чтобы сказать мне, что с Эриком все в порядке, что все это было большой ошибкой, что я напрасно беспокоилась. Я не прослушивала голосовую почту, пока не подъехала к дому около девяти утра.
Она прижала кулак к груди.
– Я слышала по голосу, что он пытался говорить спокойно, не хотел меня пугать, но сказал, что мне очень важно вернуться домой. Я подумала, не соврать ли ему. Я думала, он возненавидит меня навсегда, если узнает, что я была здесь и не смогла остановить Эрика. Но когда я вошла и поняла, что он мне пытается мягко втолковать, то возненавидела себя еще больше. И я рассказала ему все.
Мама снова помолчала.
– Я взяла с него обещание ничего не говорить тебе.
– Но почему? – в отчаянии спросила Кади.
– Мы оба согласились, что от этого будет только хуже. Это должно было остаться тайной.
