Казалось, что насчет Эрика продолжает беспокоиться лишь семья Кади. Он вышел из дома, не надев куртку и не сказав никому ни слова. Дедуля, отец и мать отправились на поиски; на Кади возложили обязанность оставаться на месте и быть милой, но вся вечеринка теперь вертелась вокруг драмы. Остаток приема все негромко строили догадки, почему молодой человек вот так ушел. Кади услышала, как кто-то предположил, что Эрик наркоман. Виви тем временем раздражалась, что ее внук перестал быть центром всеобщего внимания. У семьи ушло больше часа, прежде чем они обнаружили Эрика – он как ни в чем не бывало ел в придорожном «Бургер Кинге» в больше мили оттуда.
Так что Кади понимала, почему Джексон не горел желанием с ней общаться. Кади глянула на мать, пытаясь понять, вспомнила ли она то же самое, но мать сосредоточилась на официанте, который обновлял ей бокал шампанского.
– А где у вас ванная, еще раз? – спросила Кади.
Когда Виви указала направление, она извинилась и отошла.
Кади шагала к уборной, поглощенная мыслями. Она разделяла часть материного неприязни к Виви. Виви было сложно принять – не из-за того, что она плоха, но потому что она так сильно отличалась от покойной бабушки Кади. Ее бабушка одевалась просто и достойно старела, и она была необыкновенно загадочна. Она обладала разумом ученого. Она превратила свою маленькую оранжерею в лабораторию, и Кади бы не удивилась, если это именно она научила Эрика выращивать голубые гортензии для Дженни. Когда Кади и Эрик были младше, бабушка придумывала для них маленькие тайны. Она прятала в их детских книгах цветы и говорила, что их оставляли феи. Устраивала охоту за пасхальными яйцами, довольно сложную, если бы не подсказки – следы пасхального кролика в муке, оброненные морковки из ее собственного сада. Для Кади и Эрика бабушка всегда была доброй ведьмой, хмурой, но полной сюрпризов. Глядя на свою мать, Кади думала, что раньше бабушка была другой, что периоды ее плохого настроения не проходили так просто, но быть бабушкой проще, чем матерью.
С другой стороны, Виви была насквозь очевидной, от макияжа до чувств. Фиаско с конфирмацией Джексона вряд ли стало бы столь большой проблемой, если бы Виви просто позволила Кади и ее родителям тихонько со всем разобраться. Виви была паникершей; она так выла, когда Шэдоу вернулся, будто его таки сбили, она квохтала, что нужно звонить в полицию, чтобы найти Эрика, вместо помощи и открыто жаловалась, что дедуля пропустил разрезание торта Джексона, как будто тринадцатилетнему мальчику было до этого вообще какое-то дело.
В голове Кади вдруг всплыл позабытый отрывок дня конфирмации: когда дедуля и мать наконец вернули Эрика в дом Линды и усадили на диван с электроодеялом, чаем и горячей ванночкой для ног, чтобы его согреть. В знак примирения Виви принесла угощение.
«Мы оставили немного десерта. Слушай, Эрик, ты ничего не хочешь сказать Джексону?» – поинтересовалась она, подсказывая ему, как малому ребенку, что следует извиниться.
Эрик посмотрел на нее как без симпатии, так и без неприязни и произнес:
«Начнем с того, что если бы я считал этот торт съедобным, то не стал бы уходить».
Виви знала Эрика только таким – странным, высокомерным, эгоистичным мальчишкой, от которого одни проблемы. Непредсказуемый. Нестабильный. Паталогический любитель обратить на себя внимание. Опасный для себя и окружающих. Думая о точке зрения Виви, Кади вспомнила правду о последних двух годах их жизни. Они были сложными. Эрик был сложным. У Виви сложилось справедливое мнение в справедливых обстоятельствах.
Возвращаясь из уборной, Кади заметила, что Виви превратила гостевую спальню в дворец скрапбукинга с полными ее ослепительных фотоальбомов полками. Причудливое хобби, милое, но немного пошлое, как и все у Виви. Поддавшись любопытству, Кади сошла с намеченного пути и заглянула внутрь.
На корешке каждого альбома значилась подпись. Кади вытащила тот, что был подписан «Счастливые каникулы 72-го!». Она просмотрела фотографии, лишь примерно угадывая, кто из ребятни на них превратился в кого из теперь уже взрослых детей Виви, несмотря на одежду и прически в стиле семидесятых. Незнакомым мужчиной с бакенбардами, наверное, был покойный муж Виви, Кади вспомнила, что его звали Майкл и он выглядел счастливым и добрым. На одном полароидном снимке он играл с детьми на полу рождественским утром, на другом – с огромной гордостью держал в руках какую-то кастрюльку. Кади задалась вопросом, был ли он таким хорошим отцом и мужем, каким казался на избранных фотографиях. Она думала, что так ясно помнит историю своей семьи, но тут вдруг «забыла» дурное поведение Эрика при Виви. Неужели мы все выбираем лишь лучшие снимки для наших альбомов памяти и выбрасываем плохие? Быть может, все альбомы следует озаглавливать: «Прошлое – то, каким ты хочешь его запомнить».
Кади вернула альбом на полку и развернулась к выходу, как вдруг краем глаза заметила кое-что еще: незаконченный альбом на столе, усеянном цветной бумагой, лентами, скотчем и ножницами. Как будто подарок для дедули. Фотографии на открытой странице изображали, как они с Виви играют в гольф, ниже значились небольшие подписи витиеватым почерком а-ля ученица католической школы, но Кади не могла не умилиться. Может, она слишком поддалась цинизму. Она порой гадала, не стал ли единственной причиной так быстро жениться страх дедушки умереть в одиночестве, однако эта женщина его явно любила, и, судя по глупой влюбленной улыбке дедули на этих снимках, чувства были взаимны.
– Как думаешь, ему понравится? – Виви улыбнулась, стоя на пороге комнаты.
– Он будет в восторге.
– Вот уж я его удивлю, прямо жду не дождусь.
Улыбка на полном морщин лице стала по-девичьи радостной; Кади могла только представить, какой красивой девушкой была Виви когда-то.
– А эти видела? – Она пересекла комнату и с некоторым усилием наклонилась к нижней полке за обувной коробкой. – Я спасла кучу снимков из старого дома Мэтти. Тут полно старых, но таких замечательных.
Кади взяла у нее коробку и открыла; внутри оказалась мешанина старых фотографий, включая потертые черно-белые снимки дедули и бабушки в пятидесятые годы с малышкой, которая потом станет ее матерью. Остальные были более новыми, с Кади и Эриком в детстве. Она достала снимок бабушки и Эрика – где ему года три, вряд ли больше, – и ощутила, как сердце разбивается на куски. Она так сильно скучала по ним обоим.
– Можешь забрать коробку домой. Я думала, вдруг вы с мамой захотите пересмотреть их вместе.
Кади насилу сглотнула ком, чтобы поблагодарить Виви.
– Спасибо.
– Какой альбом ты смотрела?
– А? – Кади заставила себя оторваться от фотографий в коробке. – А, старый один.
– Который?
Кади немного занервничала.
– Счастливые каникулы семьдесят второго. Но вы, наверное, не захотите…
Виви сняла его с полки быстрее, чем Кади успела договорить, открыла и принялась перелистывать страницы. Уголки ее глаз повлажнели.
