– Салют, мон ами!
– Привет, Роберт.
– Собралась куда-то на поезде?
– Никуда. Ищу кое-что возле станции.
– Нам с друзьями нравится ездить на поезде в никуда. Мы идем на Северный вокзал, садимся на первый попавшийся поезд и едем на нем до тех пор, пока не заканчиваются истории, в которых наврано больше, чем правдиво. Тогда мы соскакиваем на ближайшей станции, неважно, где она. Однажды мы сошли в три ночи рядом с Вустером, и пошел снег. Обратный путь занял несколько часов, к тому же за нами гналась стая бродячих собак. Ты когда-нибудь бегала по колено в снегу? Очень воодушевляет.
– Это вы так развлекаетесь?
– Это подрывная деятельность. Поезда – самый точный и упорядоченный вид транспорта. Не понимаю, как кто-то находит романтику в путешествиях, когда она так жестко предопределена. Приключение возможно, только если ты не знаешь финал. Мы до сих пор с ребятами вспоминаем ту ночь с собаками.
– Если бы собаки вас покусали, ты бы так не радовался.
– Твоя правда. Наши чувства по поводу любого результата окрашивают восприятие прошлого решения. Память – это летучий элемент, высокореактивный, как фтор, ей нельзя доверять, чтобы получить объективное воспоминание. На самом деле такого не существует. Так что, с твоей точки зрения, это случай плохого научного метода, а не суждения.
– Ладно, вот гипотетический вопрос: если я из будущего, и мы каким-то образом смогли общаться сквозь время, ты хотел бы знать свою судьбу?
– Нет.
– Правда? Я думала, ты хочешь знать все.
– Именно поэтому умоляю, позволь мне хоть раз насладиться невежеством. Все знать очень утомительно.
Кади хмыкнула.
– Но для примера. Ты видишь этих шахматистов?
– Да.
– Может, они были одаренными детьми с многообещающим будущим. Но потом сделали один плохой выбор, или с ними случилось одно плохое событие, один раз не повезло. И это лишило их всех возможностей, и теперь весь потенциал они тратят на смущение умов студентов колледжа. Разве им бы не хотелось иметь преимущество знания?
– А может быть, они использовали свой интеллектуальный дар, чтобы бросить вызов судьбе и избежать худшей участи? Слишком много переменных, их надо учитывать. Гордыня может быть милосердием. Я вкалываю под гнетом своего превосходства, как будто я обречен на экстраординарные вещи. Но даже если в конечном итоге я буду тестировать зубную пасту в лаборатории, я не хочу этого знать, пока оно не случится.
– Но если бы ты знал, что зубная паста маячит на горизонте, возможно, ты бы смог изменить курс.
– И опять ты ошибочно рассуждаешь. Если бы ты действительно могла видеть мое будущее, то переменные в уравнении судьбы для меня были бы предрешены, таким образом разрушая любую альтернативную реальность, которая могла бы привести к другому результату.
– Как кот Шредингера.
– Кто чей?
– Мы изучали в выпускном году по физике. Я думала, ты должен знать.
«Хотя, может, это все было уже после него», – подумала Кади.
– Это мысленный эксперимент, ставящий под сомнение концепцию суперпозиции, идею о том, что квантовые частицы одновременно существуют во всех положениях до момента их наблюдения или измерения, когда все возможности, кроме одной, схлопываются. Шредингер сказал: представьте себе, что вы кладете кота в коробку с пузырьком яда, который подсоединен к частичке радиоактивного материала и счетчику Гейгера. Есть пятьдесят процентов вероятности, что радиоактивный материал распадется, что зарегистрирует счетчик Гейгера, и это вызовет выброс яда, убивающего кота. Если принять суперпозицию в квантовой механике, то радиоактивный материал распался и не распался, а кот одновременно жив и мертв. Пока не откроешь коробку. Акт наблюдения устраняет альтернативные реальности. Как только посмотришь, пути назад уже не будет.
– Хм, я никогда не слышал об этом, но я понимаю аналогию, какой бы абсурдной она ни была. Кошки не действуют подобно атомным частицам. Если бы это было так, они бы мне больше нравились.
Кади на мгновение улыбнулась.
То, что сказал Роберт раньше, заставило ее задуматься. Смерть Эрика навсегда омрачила ее воспоминания о прошлом. Может, она никогда не сможет узнать, что случилось с ее братом, как она его подвела или не подвела. Но именно поэтому понимание смысла точек передач, указанных координатами, имело для нее такое большое значение – они не зависели от ее памяти. Теперь она прослеживала действия Эрика, пытаясь собрать все объективные доказательства, какие только могла. Это хороший научный метод.
Внезапно мальчишки, стоящие у шахматного стола, разразились стонами. Чернокожий снова выиграл, и студент, завершивший партию, был, казалось, по горло этим сыт. Пока один из его друзей не ткнул в уличного жулика пальцем:
– С третьего до последнего хода ты подтолкнул коня, чтоб сделать ход.
Чернокожий весомо покачал головой:
– Нет, нет, нет. Я никогда не обманываю, никогда. Я человек чести, понимаешь? Твой друг совершил ошибку. Сейчас покажу.
Затем он начал переставлять фигуры, воспроизводя последние пять ходов по памяти, одновременно показывая лучшие варианты, которые его противник мог сделать. Когда он закончил урок, несколько зрителей зааплодировали. Побежденный студент извинился за своего приятеля и пожал чернокожему руку. Казалось, все было прощено и забыто.
– Видишь? Не уверен, что это пустая трата потенциала. На мой взгляд, это было восхитительно.
Мальчишки ушли, а игрок снова расставил фигуры в ожидании следующего соперника, но Кади слишком испугалась, чтобы выйти вперед. Она задержалась, проверяя GPS-приложение. Точка парила прямо над шахматным столом. Может, стол не всегда тут стоял? Или, может, Эрик что-то подсунул под него?
– Как думаешь, стоит ли просто спросить?
– Разогрей его немного, оплати партию. Я помогу.
– Здравствуйте, я…
Игрок поднял руку.
– Пять долларов за пять минут, – сказал он с гаитянским акцентом.
Кади вытащила деньги из бумажника, тогда он жестом пригласил ее садиться.
– Меня зовут Жан-Пьер. Если выиграешь, получишь деньги обратно. Идет?
Кади назвалась, пожала протянутую руку, чувствуя себя виноватой, что, по сути, жульничает с гением за плечом.
– Белые ходят первыми, потом жмешь кнопку.
– Начни с неожиданного хода, нетрадиционного открытия. Двинь пешку королевского слона
[20].
Кади сделала, как сказали. Жан-Пьер, казалось, остался доволен.
