– Я никто.
– Это тоже решила ты. Я вижу перед собой красавицу, которая боится. Воина, который устал поднимать клинок и хочет умереть. Жизнь была жестока с тобой. Груба. Зла. Но это не повод умирать. Впереди слишком много нового, неизведанного и прекрасного. И если умирать, то в битве и сражении, а не от жалости к себе.
– Что? – Франческа смотрела безучастно в сторону, но что-то в последней фразе заставило ее поднять голову и посмотреть на него.
Рауль улыбнулся, запустил руку в ее волосы, отвел их назад за плечо красавицы.
– Если умирать, то в битве и сражении. Никак иначе.
Что-то странное загорелось в ее глазах, какое-то узнавание, словно он нащупал, сам того не ведая, определенный код для ее спасения.
– Я забыла об этом. Хотела забыть, – растерянно прошептала она.
– Тогда я напомню тебе еще раз: не надо падать без сил на меч по дороге на бой. Ты всегда успеешь погибнуть. Но радость сражения и триумф от победы можно пережить, лишь сражаясь. И если умирать, то в битве.
С замирающим сердцем Рауль наблюдал, как что-то происходит, будто Франческа осознает нечто важное, принимает судьбоносные решения.
– Ты не можешь изменить то, как расставлены фигуры на доске. Значение имеет только твой следующий ход. Так каким он будет?
Когда Франческа вдруг заплакала, опустив голову ему на грудь, Рауль пережил странное потрясение. Словно она впустила его в свою душу, в какой-то круг очень близких людей. Рауль сам не мог объяснить, что происходит, но чувствовал, что она расслабляется в его руках, что обнимает его как-то иначе.
– Что я могу сделать, чтобы ты стала счастливее? – прошептал он в медь ее волос.
– Отвези меня на свой остров. Я буду работать. Я буду сражаться. Я хочу жить, Рауль. Я и в самом деле должна жить. Видно, я еще могу… сражаться. И если я однажды… если я… перестану быть ланью, то стану львицей, клянусь.
– Хорошо, хорошо… Я отвезу тебя. Я должен был это сделать давно. Еще тогда… Прости, я обнял тебя, прости.
Он чуть отстранился, но она вцепилась пальчиками в его куртку и сама прижалась к нему.
– Знаешь, – заговорил он снова, когда она устроилась поудобнее в его руках. – Один мой близкий друг потерял однажды самого родного человека и хотел умереть, потому что считал свою жизнь разрушенной. Я попросил его пережить со мной десять бурь, а потом принимать решение. Он согласился. И когда пережил, понял, что хочет жить и дальше. Когда побеждаешь стихию, ты чувствуешь себя богом. Ты всемогущ, и тебе сладостно до такой степени, что кажется, что солнце из облаков появляется только по твоему желанию.
Но ты, Франческа, я уверен, победишь больше, чем стихию. Ты одержишь победу над собой. Воскреснешь, как наш Создатель. Омоешься слезами счастья и проживешь долгую, счастливую жизнь. Потому что ты можешь.
Ее сердце билось будто у него в груди. Потом Франческа вдруг отстранилась, села прямо, посмотрела ему в глаза.
– Ответь мне на один вопрос.
Рауль почувствовал легкий страх. Сможет ли он ответить на него верно? Глубоко вздохнув, он кивнул:
– Спрашивай.
– При взгляде на меня… ты не чувствуешь презрения или жалости? Ты же видел… все, – ее глаза внимательно следили за ним.
– Я испытывал боль, ярость, гнев, сожаление, порой отчаяние… сейчас я все больше испытываю восхищение.
– Восхищение?! – ее брови чуть приподнялись.
– Да. Восхищение. Особенно когда ты на меня набрасываешься с кулаками, – улыбнулся он. – Значит, ты хочешь дать им всем сдачи.
Франческа вдруг засмеялась.
– А я тут плакала от стыда, что избила тебя! А ты восхищался!
– Восхищался… – он завороженно смотрел, как она улыбается. Он и забыл, что она так красива, когда счастлива. Почувствовав, что пауза затягивается, он вскочил и под каким-то предлогом вышел из ее каюты. Но закрыв дверь, улыбнулся и прошептал:
– Я поборюсь за нее. Поборюсь еще немного.
На четвертый день плавания он решил рискнуть и поставить на кон завоеванное доверие Франчески. Ему не давало покоя то, что она ненавидела, когда к ней прикасались. Любое взаимодействие с чужим телом порождало воспоминания о насилии. Амар мазал ей спину каждый вечер специальными кремами, чтобы рубцы залечивались, и она вцеплялась зубами в подушку, чтобы не кричать и не вырываться. Ей уже не было больно. Физические повреждения: ушибы, укусы, царапины и раны – все зажило. Но боль в душе становилась только шире, острее, сильнее. Она ненавидела свое тело.
И на четвертый день Рауль прошел вслед за индусом, который нес масло в каюту Франчески. Она лежала, крепко вцепившись в подушку, зарыв лицо в простыни, так что была видна лишь белая спина с красными следами от ударов.
Пока индус мазал ей спину, Рауль молча стоял и смотрел, как она корчится от прикосновений. Он знал, что ей не больно. Но Франческа явно пыталась уклониться, увильнуть от мягких ладоней Амара.
Ее чувственность была уничтожена. Он крепко сжал челюсти. Нет… Он еще поборется и с ней, и с чудовищем, которое продолжает глодать ее изнутри.
На следующий сеанс он опять пришел с Амаром.
Когда Франческа почувствовала на себе прикосновения совсем иных рук, не мягких и нежных, а грубых, широких, сильных, она вздрогнула и подняла голову.
– Лежи спокойно, это приказ.
Но она все равно попыталась завернуться в одеяло. Он схватил ее за руки и остановил, заставляя снова вытянуться.
– Не бойся, это всего лишь массаж.
Его голос был спокоен, но тверд.
– Я тебе доверяла! – плакала она.
– Я ничем не нарушаю твоего доверия. Успокойся, Франческа. Дай мне руку.
Придерживая ее, чтобы не убежала, он начал массировать ее кисть. Она морщилась: сухожилия еще болели после того, как она провисела без сознания на руках. Рауль разминал каждый сустав, растягивал пальцы, ласкал ее ладонь и запястье, мягкими, легкими, но настойчивыми движениями. Потом стал потихоньку завоевывать ее предплечье. Она дернулась, но он удержал ее, и Франческа покорно уткнулась лицом в подушку. Потом он переместился на плечо, лопатку, потом шею…
Любое его прикосновение было как ожог. Джованне было больно. Он не жалел ее, мял и выкручивал мышцы, массировал голову, шею, плечи, руки, спину. Постепенно она привыкла к боли и перестала хныкать и вскрикивать. Приятное тепло разливалось по измученным мышцам, это был совсем другой массаж, не такой, как делал индус. Рауль не знал пощады, но при этом разминал мышцы осторожно, плавно, иногда возвращаясь к промассированным участкам, однако неизменно опускаясь все ниже. Когда его ладонь легла ей на поясницу, она опять дернулась.
– Шшшш, тихо, – нежно прошептал он. – Это только массаж.
Его большие пальцы легли в круглые ложбинки на пояснице и начали массировать, увеличивая радиус. Было больно, было… приятно? Джованна вдруг уцепилась краем сознания за это слово, словно пробуя его заново на вкус. Ей было больно, но вместе с тем по телу разливался жар, расслабление, нега, она все меньше собиралась, готовая бежать. Он усилил нажим, и она вскрикнула от боли.
