Джованна мгновение стояла, застыв, пытаясь разобраться в себе, а потом медленно осела на пол и разрыдалась. Теперь он ее ненавидит. Что же она наделала? Ведь он нужен ей! Она не хочет с ним ссориться, но ей страшно. Дружба с ним необходима, но ужас делает ее пыткой.
– Что же мне делать, Валентин? Что же делать?
«Сестрица!» – эхом отозвалась в душе нежность.
Марко смотрел на огонь в очаге и качал головой, со стыдом вспоминая сцену.
Дурак! Какой же он дурак! Нужно было подождать, дать доверию укрепиться между ними, а он пошел напролом, так сильно на него подействовали первые роды в его самостоятельной практике. А теперь… Все потеряно…
– Ты рассержен? – ее голос прозвучал так неожиданно, что он вздрогнул, будто его ошпарили кипятком. Марко вскочил из кресла и обернулся: Джованна стояла совсем рядом, а он, погруженный в думы, даже не слышал, как она вошла!
– Боже мой, нет, Джованна. Я не рассержен. Просто устал. Ты меня боишься, будто я тебе причиняю боль одним своим существованием. Как будто я тебе незнаком. Ты ранишь меня этим. Разве забыла, что я друг твоим братьям, друг тебе? Разве не понимаешь, что больше никто не согласился бы на эти преступления и обманы, чтобы спасти тебя? Ты не в долгу передо мной, – торопливо поправил он себя, – ведь я сам пошел на это и сам захотел помочь твоим братьям вывезти тебя. Но разве я чем-то обидел тебя? Испугал?
– Нет.
– Почему же ты так со мной? Ты забыла меня? Я чужой тебе?
– Нет, – слезы полились по ее щекам. – Нет, – повторяла она, словно самой себе, не поднимая взгляда. – Нет… нет…
– Тогда посмотри на меня! Я тот же Марко, тот самый, что был другом тебе и твоей семье, я не изменился, Джованна. Во мне ты по-прежнему можешь найти друга, – он шагнул к ней навстречу.
– Ты мне муж теперь, – она отшатнулась назад.
– Так вот в чем дело… Ты боишься меня поэтому?
– Да.
– Не нужно, родная. Не бойся меня. Я твой друг. Ты нужна мне, я нужен тебе. Мы можем забыть о том, что дважды стояли в церкви у алтаря, но давай не забывать о годах, прожитых счастливо, о твоей семье. Все, чего я хочу для тебя – счастья. Я пытаюсь дать его тебе, как могу и насколько могу. Хочу стать тем, к кому ты обратишься, если тебе станет одиноко. Прошу, посмотри на меня. Ты веришь мне? Слышишь ли меня?
Ее ресницы медленно поднялись и блестящие от слез глаза посмотрели ему в душу. Мокрые губы дрогнули.
– Да! – прошептала она, наконец. – Видит Бог, Марко. Я никому не верю, кроме тебя.
Неловко коснувшись его рукава, она быстрым шагом вышла из комнаты.
Марко медленно опустился в кресло. Он вынужден был признать теперь перед самим собой, что все это время надеялся, что Джованна полюбит его. Теперь же он знал, что ей не быть его женой никогда. Он может лишь прожить с Джованной рядом всю жизнь, заменить ей братьев, как мечтал, иметь ее рядом, но не обладать ею. Его желание исполнилось, но таким коварным образом, что он продолжал страдать вблизи нее так же, как в разлуке, а то и сильнее.
И так потекла их жизнь. Марко работал, Джованна помогала ему дома с пациентами, по хозяйству. Она говорила с ним больше теперь, иногда даже смеялась и улыбалась, но так редко, что всякий раз это было удивительно. По ее просьбе он нашел преподавателя по фехтованию и иногда даже присоединялся к ним. Маэстро Вирде сначала наотрез отказался преподавать женщине, но Марко убедил его хотя бы посмотреть Джованну. После того, как он ее обезоружил три раза, маэстро презрительно бросил ей:
– Что же, госпожа, думаю, вы сами передумали учиться.
– Вовсе нет, – Джованна раскраснелась от боя, но выглядела спокойной. – Напротив, я вижу, что мне есть чему учиться.
– Мда… – маэстро прикусил седой ус, оценивающе поглядывая на девушку, – меч вы держите, слава Господу, не как иголку для вышивания. И способности у вас есть. Но, госпожа, я злословлю во время обучения. Боюсь, ваши милые ушки отсохнут от моих слов. А сдерживать себя я не привык.
– Если я выучу от вас пару ругательств, вряд ли мой муж будет против, – она посмотрела на Марко, и тот усмехнулся. Ему доставляло удовольствие смотреть на Джованну с мечом в руке. Оружие почему-то ей чертовски шло.
– По рукам, – уступил маэстро. – Надеюсь, вы скоро запросите свободы от моих занятий, и мы расстанемся к обоюдному удовольствию.
Но этого не произошло. Маэстро Вирде гонял Джованну, нещадно ругал, клеймил обидными словами, выбивал из нее галантность флорентийской школы.
– Дерешься, как девка базарная! – однажды услышал Марко, пока шел по коридору, и вспыхнул от ярости. Ускоряя шаг, он поспешил в залу, намереваясь выгнать маэстро взашей из их дома.
– Сами говорили, что во время драки не до соблюдений приличий, деретесь, как последний засранец, так и получите, что заслужили!
Марко вошел, готовый защищать ее, но увидел маэстро на полу.
– Подсечка! Коварная подсечка, я тебе что, кусок дерьма, мной бросаться?! – пожилой воин был багровым от злости.
– Если вы с таким удовольствием шлепаетесь на землю, значит оно и есть!
Они одновременно повернули головы на хохот Марко. И тоже рассмеялись. Оказалось, Джованна использовала прием Лоренцо на маэстро, и тот позорно пал.
Несколько раз она спрашивала про братьев. С ними Марко поддерживал переписку, но из опасения, что письма читают, писал о жене скупо: «Франческа шлет вам свой поклон», «Франческа долго болела, но поправляется», «Моя жена зовет меня к обеду». Он старался описанием своего быта дать понять братьям Джованны, что с ней все хорошо. Письма в ответ приходили такие же краткие в отношении нее: «Наш поклон твоей второй жене», «Горе по потере Джованны и Валентина не должно мешать вам быть счастливыми», «Надеемся, что твоя жена в здравии и передаем ей свой поклон». Все остальное – вести из Флоренции, увы, неутешительные.
Глава 4. Доверие как первый шаг
«Пьеро Медичи, кажется, задался задачей уничтожить престиж Флоренции и своей собственной семьи, – писал Лоренцо. – Помнишь, он велел схватить своих дядей? Их приговорили к казни, но смельчакам удалось сбежать из Флоренции. К нам Медичи потеряли всякий интерес и расположение, Торнабуони тоже. Мы разорены, Марко. Оглядываюсь вокруг и не верю, что мы, те, на кого отец возлагал столько надежд, разрушили наш семейный дом и дело. С гибелью Джованны и Валентина во мне и в Джакомо что-то невосполнимо сломалось. Мы стали словно чужие друг другу.
Джакомо совсем забросил дела и все глубже уходит в религию. Этого мерзкого монашка Савонаролу Пьеро Медичи удалось на время выдворить из Флоренции, но это не вернуло ему власть, а значит, Савонарола еще вернется и будет сильнее, чем прежде. Но я теряю брата. Мы ссоримся из-за политики. Из-за веры. Из-за всего на свете.
Пришлось сократить количество слуг и экипажей, наше имущество охотно покупают. Единственное, что радует: письма, похоже, больше никто не вскрывает, но я по-прежнему опасаюсь, что нашу переписку могут читать.
