Я хмыкаю, неутоленная и разгоряченная его скорым ответом, а он взбирается на ринг, на котором стою я. Мои руки опускаются по швам, когда я наблюдаю, как Лукас своевольно и нагло портит мне день и нарушает все правила, касающиеся личного пространства. Это становится особенно понятно, как только Блэнкеншип бесцеремонно подходит ко мне вплотную, глядя сверху вниз давяще, распаляя то ли злость, то ли возбуждение своим бесконечно долгим взглядом.
Но если бы Лукас не подошел так близко, я бы не заметила ссадин на его лице. Они не бросались в глаза в темной стороне комнаты, но здесь, под лучами, проникающими в окно слева от нас, я могу видеть, как на его скулах расцвели кровоподтеки.
Невольно, сама того не понимая, я вскидываю ладони и кладу их на обе его щеки, пальцами исследуя синяки.
— Я вчера выпил, когда понял, что не могу тебя найти, — пускается в объяснения Лукас, и хоть я сказала, что не хочу ничего подобного от него слышать, все равно не предпринимаю попыток заткнуть парня. — Я не должен был, но ужасно тянуло напиться. А потом, спустя несколько часов, почувствовал протрезвление, однако алкоголь из организма, разумеется, никуда не делся. И когда ты попросила приехать, я моментально сел в машину. По дороге полиция попросила меня остановиться, а я так хотел увидеть тебя, так хотел не разочаровать тебя, что просто накинул скорость, но итальянские копы оказались быстрее, чем подвыпивший за рулем британец. Идиот…, - выдыхает он, плотно закрыв глаза.
Я не убираю руки от его лица, и не знаю, почему он не вскидывает веки обратно: больно ли ему от моих прикосновений, или страдания ему приносят воспоминания о вчерашнем вечере?
— Меня арестовали, я провел за решеткой всю ночь, пока не приехал отец и не утряс все. К счастью, ему это удалось, но мне не вернули права, так что… черт, я хотел успеть, Ева, — с горечью добавляет Лукас, наконец, поднимая глаза на меня.
Он так красив. Так красив. Теперь все становится на свои места. Мне следовало дать ему рассказать о том, что произошло. Мы же с ним оба знаем, что между нами что-то происходит, вот только как-либо интерпретировать это не можем. По крайней мере, я не могу.
— Знаю. Теперь знаю, — тихо отзываюсь я.
Каким-то образом он совсем приблизился или я решила не оставлять между нами свободного пространства. Тесно, ни единого миллиметра посреди. Слабое, едва слышное дыхание медленно превращается в тяжелое и громкое. У меня — учащенное сердцебиение, у Лукаса — вырвавшийся свист из горла. Наши губы практически соприкоснулись, но вдруг он продолжает говорить, тем самым создавая прекрасный момент для поцелуя.
— Я подрался с другим задержанным в камере, а отец с матерью очень злы на меня. Я не знаю, когда мне вернут мои права, и когда я снова сяду за руль. Я приехал сюда на такси не в самом лучшем виде, но в твоих глазах, невзирая на все это, не вижу отторжения.
Я киваю головой, подтверждая его подозрения. Он наклоняется еще. И еще… Цепляет мою нижнюю губу зубами, отпускает через секунду, и в тот же миг дарит короткий, но грубый поцелуй, который заставляет меня стать влажной в два счета.
— Как ты узнал, что я здесь? — вспомнив о вопросе, который крутился у меня в мыслях с того момента, как увидела Лукаса в зале, говорю я.
Он немного выпрямляется. Очаровательная ухмылка украшает его побитое кем-то лицо.
— Когда отвечаешь на сообщения, лучше следи за тем, чтобы случайно не включить местоположение…, - многозначительно шепчет Блэнкеншип, хватая меня мощными ладонями за талию.
Я ахаю: Лукас приподнимает меня, и мне приходится ногами обвить его бедра. Хотя это делает наше положение только интересней. Мы целуемся: это произошло как-то очень быстро, без рефлексий и прочей ерунды. Это просто случилось, стоило мне почувствовать своим центром бугорок на джинсах парня. Он трется об меня, застонав в рот. С каждым новым мгновением, пролетающим со скоростью света, его губы и язык действуют интенсивнее и насыщеннее. Он прибавляет темп, усиливает напор, убирая одну руку от меня. Открыв на миг глаза, я вижу, что Лукас схватился ею за грушу, находящуюся за моей спиной. Он грубо вцепился в кожаную ткань, пытаясь сжать в кулаке хоть часть снаряда, но ему не удается. Как будто Блэнкеншип хочет причинить кому-то боль, но боится сделать неприятно именно мне.
— Не нужно быть осторожным, — успокаиваю его я, проговаривая в губы.
Оттого поцелуй превращается в еще более ярый и безумный. Мы заражены воздухом, которым дышим, и теперь сумасшествие протекает в наших венах, управляет нашим пульсом. Я не могу оторваться от Лукаса. Я и не хочу этого.
Это первая наша такая страстная связь, от которой соображать нормально не выходит. Это первый раз в моей жизни, когда я действительно хочу парня, хотя мне казалось, что такие мысли у меня будут возникать только с Алистером. И лишь про Алистера. Как же я ошибалась!.. Лукас, без всякого утрирования, испортил мою подростковую жизнь, но теперь именно он привнес краски в будни. Именно из-за него я страдала в последние месяцы. Этот человек также слишком сильно повлиял на меня, он создал вокруг абсолютный хаос, в какой-то определенный момент, развеяв его. В самый неподходящий день вернулся вновь, чтобы превратить осколки в целое стекло, чтобы воссоздать испорченную картину, чтобы склеить обрывки, заставить сердце по-прежнему работать. И я уже это чувствую: как живу. Живу вместе с ним. В этом поцелуе.
Мы больше не держимся на ногах. Мы падаем на маты.
Лукас разрешает мне быть сверху, ладонями сжимая мои ягодицы. Я выгибаю спину, когда он делает так. Это приятно, несмотря на то, что его выражения симпатии кажутся немного зверскими.
— Я не хочу, чтобы все случилось так, — перевернув меня на спину, признается Блэнкеншип, пригвоздив мои руки к спортивному покрытию ринга. Он держит крепко за запястья, не давая пошевелиться, а наше сбившееся ко всем чертям дыхание доказательство того, что мы оба не хотим останавливаться.
— Ты слышишь? — повторяет парень, вдыхая носом запах моих собранных в хвост волос. — Твой первый раз… — осекшись, он пытается исправиться. — Наш первый раз обязан быть другим.
Не здесь. Не так.
В этот раз уже я хочу оттолкнуть его, создав между нами хоть какое-то расстояние.
— Откуда ты знаешь, что я девственница? — С трудом вырвав руку из захвата Лукаса, я выставляю ее перед собой, уперев в грудь парня. — Я тебе об этом не рассказывала.
— Я вообще-то не так сказал…, — Блэнкеншип замолкает, видимо, выискивая в мозгу отмазку, что сумела бы ему помочь.
Он морщится, осознав, что облажался, а я сама выползаю из под него.
Лукас не старается меня удержать под собой, но по его напряженным скулам, стиснутым зубам заметно, что хочет это сделать. Оперевшись на ребра ладоней, я сажусь ровно, ожидая дальнейших слов от Блэнкеншипа.
— Я же говорил, что знаю о тебе очень много, — вдается в подробности он. — Твои подружки довольно болтливы, если их хорошо попросить.
