Я понимаю ее, и мне перед ней стыдно. Может, стоило держать втайне украденное моим прошлым событие.
— Я чувствую себя виноватой, — говорю со вздохом и опускаю глаза, не в силах посмотреть на нее.
Пьетра кладет руку мне на плечо и сжимает его так, что мне практически больно.
— Не нужно так говорить. Не смей. Ты вообще ни в чем не виновата, поняла?
— Это все очень сложно, но я их простила. Прости и ты.
Пожалуйста.
— Ты права, — говорит подруга, выдав безрадостный смешок. — Это сложно.
И я хотела сказать ей про свои отношения с Лукасом, но я не смогла. Им — моим друзьям — нужно время, чтобы освободить себя от печали и гнева, терзающих их. Я сообщу о нас с ним позже.
— О чем ты задумалась? — говорит Пьетра, приподняв губы в улыбке — первой на сегодня. Она приставила локоть к деревянным доскам скамейки, голову уперев в ладонь. Я качаю отрицательно головой, зажав руки между коленей.
— Ни о чем.
* * *
Не знаю, что мне делать: быть ли благодарной своей вспыльчивости за то, что, наконец, освободилась от угнетающей меня тайны, или же проклинать свою необузданность за то, что, скорее всего, испортила многолетнюю дружбу. А может, у моих друзей и друзей Лукаса все ещё наладится. Будут ли между ними откровения или нет — мне неизвестно. Сдержат ли слова Диего и девочки — тоже. Но я не могу переживать по каждому поводу. Если проведу всю жизнь в волнениях, потеряю ее и буду глубоко сожалеть после.
Одно я понимаю точно: некоторые скелеты ни в коем случае не должны быть выявлены, и место им — в пыльных шкафах, которые никто никогда не откроет.
Я рассказала Лукасу, что поделилась о нашей самой первой с ним встрече с теми, кто мне дорог. Я не боялась, что он будет злиться, но долгое время не могла понять, верно ли поступлю, откровенничая с этим человеком на такой ранней стадии нашей связи. Мне казалось, что все-таки Лукас огорчится, однако он воспринял все спокойно, но обещал не делиться моим признанием ни с Маркусом, ни с Дейлом. Мы ещё немного сидим в кофейне на Пьяцца Венеция, дожидаясь вечера, чтобы спокойно пройтись по центральной улице Рима, в любое время года наполненной туристами. Но только вечером или рано утром можно там можно гулять, не сталкивая то и дело с другими людьми.
Мы держимся за руки, заглядываем друг другу в глаза, допивая уже вторую кружку наивкуснейшего в городе кофе. За стеклом кофейни неспешно прогуливается народ: молодежь и старики, влюбленные и одиночки, туристы и местные. Все невероятно разные, но объединенные самым красивым место на Земле — Вечным городом.
— В «Тор Вергата» было много свидетелей нашего поцелуя, — смущенно начинаю я, поставив пустую кружку на стол.
Лукас не спешит отпускать мою ладонь, переплетая пальцы наших рук.
— Ты поедешь со мной в Лондон? — вместо того, чтобы присоединиться к обсуждению важной детали сегодняшнего дня, допытывается Блэнкеншип.
— Я говорю, скоро мой телефон будет трясти по причине многочисленных звонков и сообщений от девочек и Диего.
На последнем имени Лукас недовольно морщит носом. Он бесцеремонно хватает мой смартфон и отключает его.
— Эй!
— Ты поедешь со мной в Лондон? — повторяет свой вопрос, не сводя с меня ярко-голубых глаз.
Я в недоумении гляжу на него, хочу забрать мобильный, но парень его мне не отдает.
— Все равно, сколько свалится мне на голову негодований и злости — я от тебя отказываться не собираюсь.
Вскинув бровь, раздумываю над словами, Лукаса, и хоть мне они, несомненно, приятны, волнует меня не это.
— Все намного серьезнее…
— Днем в универе я сказал Маркусу, чтобы перестал пускать на тебя слюни, — произносит Блэнкеншип медленно и глубокомысленно. — Вот, что серьезно.
Я закрываю рот, не зная, как ответить на это, и будет ли верным вообще что-то говорить. И тем более, поведать об Алистере, приходившем вчера, звавшим к себе. Не хочу разжигать еще один конфликт. Лукас, наверное, в курсе, что сегодня мы с ним не поедем к Шеридану — все веселье в его доме состоялось прошлым вечером.
— Пойми меня правильно, это круто — знать, что твоя девушка нравится другим. Но не лучшему другу.
Я окидываю взглядом проспект, раскинувшийся перед нами, стоит только перешагнуть порог кафе. Лукас вдруг встает. Он идет к кассе, чтобы расплатиться за напитки, а потом возвращается, подает мне руку, которую я не в силах не принять. Мы выходим наружу — теплая осенняя погода позволяет не застегивать верхнюю одежду. Шарф свободно висит у меня на шее, Лукас теребит его, потом манит меня к себе, закинув длинную руку мне на плечо. Он целует меня в лоб, когда мы переходим дорогу, чтобы пройти к улице Корсо, на которой я не была уже очень давно. Спустя несколько минут небыстрой ходьбы, перед нами предстает оживленная Виа дель Корсо, полная брендовых магазинов и торговых палаток. Эта всецело ровная дорога приведет нас через время к самой красивой площади Рима, но пока мы просто наслаждаемся друг другом. И мне намного приятнее делать это, зная, что телефон не зазвонит. Лукас предусмотрителен.
— Кто я? — вдруг задает он свой излюбленный вопрос.
— Мне кажется, мы это уже решили, — загадочно улыбнувшись, вскидываю на него глаза.
Он лишь едва улыбается, глядя на меня с высоты своего роста. Красивый, уверенный в себе Мой. Склонив голову набок, прищуривает лазурные омуты.
— Кто я?
— Парень из Лондона.
Я задорно смеюсь — за неправильный ответ Лукас щипает меня за живот.
— Кто я? — настойчивее произносит у самого уха.
— Парень, который живет в Риме.
Я отбегаю от него, ловя взоры других людей. Они оглядываются на нас. Лукас догоняет меня и привлекает к себе, крепко-накрепко ухватившись за мою талию.
— Кто я?
— Парень, который без ума от одной итальянки…
Он поджимает губы, и заметно, что не совсем доволен ответом, но я уже близко. — Взбалмошной итальянки, — приговаривает Блэнкеншип.
— Это я-то взбалмошная? — Бью его кулаком в грудь, и мы заливаемся смехом, остановившись в самом центре длинной улицы.
— Так кто же я? — задерживая дыхание, вопрошает Лукаса, убирая волосы с моего лица. — Кто я, Ева?
— Ты — мужчина, с которым я счастлива.
Улыбка расползается по его удовлетворенной физиономии.
Наглец склоняется ее мне, прижимается пухлыми, истерзанными ночью губами к моим. Это волнительное прикосновение, пропитанное азартом и страстностью, кружит голову. Мои руки на плечах Лукаса дрожат, потому что я с замиранием проживаю каждый стук сердца. Оно бьется, поддерживая ритм самого божественного и поразительного города, окружающего нас.
Меня и Лукаса.