“Разница между мной и Лукасом в том, что я бы не посмел к тебе притронуться, а он не сумел отказать своей похоти…”
Эти слова засели у меня в голове, никуда от них не спрятаться. Маркус в моем сознании заканчивает произносить это предложение и начинает снова. Опять, опять, и опять. Я смахиваю слезы с ресниц. А когда они падают на скулы, вытираю лицо рукавами пальто. Теперь они однозначно испачканы. Теперь я из-за растекшейся туши и подводки выгляжу ужасно. Господи, подростковые комплексы никуда не делись! Я думала, я смогла это перебороть, но чувство влюбленности сделало меня вновь уязвимой. Посмотрите на меня. Ну, посмотрите на меня! О чем я думаю? Что вспоминаю? То, как в школе меня называли жирной, как надо мной издевались! Как указывали на мои прыщи пальцами так, словно я была единственным подростком, имеющим проблемы с кожей. Но просто изгой – это тот, кто принимает на себя каждый удар.
Мне казалось, я забыла. Мне казалось, я смогла пережить. Пережить это кошмарное время. А теперь брошенная фраза Маркуса, звонок той Джорджины вернули былую неуверенность. Былую ненависть к себе. Я боюсь, что снова сорвусь. Я боюсь, что начну выискивать в себе недостатки, обращусь к губящим диетам, увеличу спортивные нагрузки, а потом… потом булимия снова возьмет верх надо мной.
Нет, нет, нет. Я прислоняюсь к фасаду здания библиотеки. Очередная лекция уже стартовала, а отсутствующая на ней Ева закрывает лицо руками, рыдая в свои ладони. Тело бьет крупная дрожь. Как будто мне холодно и жарко одновременно.
Нужно собраться. Нужно успокоиться. Помнишь, ты обещала, что будешь любить себя больше, чем парня, с которым у тебя завяжутся отношения? Помнишь, ты говорила, что поставишь на первое место учебу? Тогда почему ты впустила так глубоко в свое сердце Лукаса Блэнкеншипа? Почему ты позволила всему этому случиться?
Это возвращается. Те слова, что я в ту ночь вынуждена была выслушать. Я закрываю уши, как будто таким образом смогу блокировать внутренний голос.
“– Я сейчас изнасилую тебя, веришь? – Прямо здесь тебя трахну. Веришь?”
Присев на корточки, вдыхаю и выдыхаю воздух. Легкие наполняют кислородом. Похоже, мне становится лучше. Я уговариваю себя принять реальность, где больше нет тех людей, которые меня обижают. Те, кто сделали мне когда-то больно, попросили прощения – и я простила. Я молодец, я смогла. Да. А нынешние поступки Маркуса никак не связаны с той ночью. То, что он говорит и делает сейчас нельзя сравнивать с тем, что он сделал пять лет назад. Он – уже другой человек. Он сам нуждается в помощи. Его мнение насчет меня и Лукаса – это часть жизни любой девушки. Нельзя так реагировать на чужие представления о наших с Лукасом отношениях.
У нас все хорошо. Все хорошо.
Я собираюсь с мыслями и выхожу из-за угла, попутно приводя себя в порядок. Пора бы все-таки отправиться на занятие. Наш куратор будет мной очень недоволен. Я и сама от себя не в восторге. К строению нужного факультета осталось пройти около двух десятков шагов. Сжав ремень сумки, я заставляю себя идти и держать спину ровно. Все, что было – закончилось. Теперь у меня новая жизнь, ее не смогут испортить демоны минувших лет.
В аудиторию лектор меня пускает с неохотой, просит больше не опаздывать. Спустя несколько минут в дверь стучатся еще пара студентов – их просят остаться по ту сторону и не мешать учебному процессу. Я понимаю, что и со мной так могли поступить, однако почему-то мне повезло больше. Когда дверь отворяется снова, лектор уже кричит и не позволяет зайти еще одному опоздавшему. Видимо, сеньор Энрико Паоли сегодня не в духе, потому что грозится снизить средний балл всем, кто относится безответственно к его предмету. Две девушки рядом со мной втягивают шеи в плечи, переглядываются и опускают головы, сосредоточившись на своих конспектах. Я тоже достаю из сумки исписанные тетради, требуемый учебник, телефон… Хочется заглянуть в него, узнать, писал ли еще Лукас, но не разрешаю себе. Зачем вообще положила его перед глазами?! Но когда убираю его обратно, встречаюсь с глазами с Кьярой, которая сидит достаточно далеко и смотрит округлившимися глазами. Однократно качаю головой, молчаливо задавая ей вопрос о состоянии, которое меня пугает немного. Кьяра поднимает вверх свой мобильный и указывает пальцем другой руки на него.
Брови сходятся у переносицы. Мой смартфон все еще в руке, я не опустила его на дно сумки, поэтому он вибрирует прямо у меня в ладони. Незаметно повернув телефоном дисплеем к себе, читаю сообщение от Франко:
“Твоего Лукаса вызвали в ректорат. Алистера Шеридана тоже. Мой сосед учится с ними на одном курсе. Он написал, что была стычка, после которой у обоих, наверное, будут проблемы”.
Гаджет в руке дрожит. Я вскидываю глаза на Кьяру, она беспомощно пожимает плечами. Как бы говоря, что ей очень жаль. А потом от нее еще приходит:
“Как освободимся, попытаемся все узнать. Ты найдешь Лукаса – и он тебе все расскажет, – успокаивает она меня, за что я ей, правда, очень благодарна.
****
Я не жалела о том, что была невидимкой. Я не могла жалеть. Потому что сейчас, когда на меня все смотрят, перешептываются почему-то за спиной, я чувствую не просто неловкость – мне хочется испариться, исчезнуть. Я просто не хочу быть в центре внимания. Оно свалилось на меня в один миг, очень неожиданно. Заставило опустить глаза вниз, будто бы я в чем-то провинилась. Кьяра держится справа от меня. Она ничего не говорит, пока мы пересекаем двор кампуса, но слова, кажется, ждут подходящего времени на кончике ее языка.
– Это правда? – нас неожиданно останавливает какая-то девушка, положив настойчиво ладонь на сгиб моего локтя.
Каких-то пару мгновений я моргаю, удивленно на нее смотря. Не могу понять, о чем она спрашивает.
– Что – правда? – мотнув однократно головой, насупливаю брови.
Франко тянет меня от девушки, появившейся внезапно около нас. Я бросаю на Кьяру беглый взгляд.
– Подожди, – говорю ей второпях. – Я хочу знать, о чем она.
Но моя однокурсница машет в сторону незнакомой шатенки рукой. Это больше походит на то, как если бы она прогоняла ворон.
– Уходим. У нас есть дела, – велит мне Франко.
Все время, пока мы шагаем в сторону ректората, я оглядываюсь на ту девчонку. Если бы Кьяра не держала так крепко меня за руку, я бы убежала обратно и узнала правду.
– Что происходит? Ты должна мне объяснить.
Но ей, в конечном счете, не обязательно объясняться, потому что шепот вдруг стал достаточно различимым. По мере приближения к надлежащему строению окружающие универсанты оглядывают меня, как хорошо прожаренный стейк. Они разве что не облизываются. Сотрясают воздух довольно громкими словами, брошенными мне в лицо: “…это она, точно она!”, “…и что он в ней нашел?”.
“– …смотри, а одета хорошо…
– … пальто, взгляни, какая дешевка! А шарфик хорош. Могу поклясться, что он от Марины Дэсте!”
Не выдержав, у подножия лестницы загораживаю собой дальнейший путь Кьяры.
