*3 — В Италии многие называют «маэстро» не только музыкантов и шахматистов, но и, например, художников, скульпторов и футбольных тренеров.
*4 — Имеется в виду французский поэт и критик эпохи классицизма, Шарль Перро, который литературно обработал народную сказку «Красная Шапочка».
Глава 20
Маркус
Исайя просит всех собравшихся хором прокричать поздравления в честь меня, когда я поднимаюсь на сцену вслед за ним.
— С ДНΕМ РОЖ-ДЕ-НИ-Я! С ДНЕМ РОЖ-ДЕ-НИ-Я! С ДНЕМ РОЖ-ДЕ-НИ-Я!
А после того как нąчинает звучąть знаменитąя мелодия, гости принимаются распевąть эти словą,точно попąдая в ритм. Словно кąждый из них пропускąет через себя звуки, льющиеся из колонок. Но именно их голосą наполняют помещение волшебством. Именно их голосą нąделяют жизнью музыку. Я солгу, если скąжу, что не польщен. Мне безумно приятно такое внимание. Учитывая то, что многие годы я предпочитал праздновать свой день рождения в одиночку, это что-то новенькое. Однако в конечном итоге все, что меня интересует, — это найти в толпе людей Каталин. Разглядеть в сборище народу ее красную шапочку. Может быть, ее вообще здесь нет?
Я чувствую запах резкого парфюма Бланш. Она позади. Обнимает меня и обвивает руками торс. Когда ее длинные ногти впиваются мне в грудь через рубашку, я сцепляю крепко зубы. Исайя берет в руки серебристый микрофон и, оставаясь немного в стороне, указывает на меня ладонью. Он обращается к народу, жаждущему зрелища и танцев:
— Этому засранцу сегодня двадцать девять лет! Я не могу поверить, — друг усмехается, прикоснувшись ладонью ко лбу, — что молодой парнишка, с которым мы познакомились как будто всего лишь неделю назад, превратился во взрослого мужчину! — Исайя ходит по подмосткам туда-сюда, и присутствующие встречают его слова аплодисментами. — Я сейчас что-то должен сказать, да? — говорит он, прыснув. Публика смеется вместе с ним. Я улыбаюсь, ожидая его дальнейших высказываний, но не забываю сканировать толпу в поисках той самой девушки. — У-у-уф! Речи всегда давались мне с трудом… Быть может, лучше сразу перейдем к части, когда имениннику дарят подарки, а он радуется, подобно маленькому ребенку? — Исайя сначала глядит на тех, кто внимает каждому его слову, а потом переводит взор на меня. Я пожимаю плечами в надежде, что он не заметил, как грустна моя улыбка. — Ладно-ладно-ладно, — говорит друг в ответ на повсеместное негодование, — я понял. Итак… — приступает он к поздравлениям, в то время как я шарю глазами по залу.
Бланш зачем-то обнимает меня сильнее. Возможно, она ощущает, что по-настоящему я хочу лишь Каталин. Чувствую себя голодным зверем, выслеживающим свою жертву.
Мне нужна ты, Каталин.
Мне нужна ты.
На сцену под бурные овации взошла начинающая итальянская рок-группа, получившая неплохую славу в каком-то сетевом конкурсе. Я не прислушиваюсь к Исайе, когда он объявляет коллектив, потому что Бланш настойчиво тащит меня за кулисы. Раздаются первые гитарные аккорды, сообщая слушателям, что пришло время медленному треку Бруно Марса. Они ликуют, восторженно всколыхнувшись. Бланш неожиданно прижимает мою спину к стене и целует неистово в губы. Я отвечаю ей в первые две секунды только в силу того, что она застала меня врасплох. Из-за темно-красного занавеса видно, как плавно гаснет в зале свет, остаются гореть лишь гирлянды над барной стойкой и продолжает светиться ярким синим цветом пол под ногами. Бланш пытается вызвать во мне чувства, проникает языком в мой рот, но я не хочу ее. Это странно, однако я больше заинтересован в том, что происходит рядом с нами, а не между нами.
Сцена вскоре озаряется прозрачным светом, который выхватывает из темноты три высоких силуэта. Вскоре фронтмен запевает:
«О, её глаза, её глаза
Затмевают сияние звёзд.
Её волосы, её волосы
Красиво ниспадают, хотя она их не поправляет.
Она так прекрасна,
И я говорю ей об этом каждый день…
Да, я знаю, я знаю,
Когда я делаю ей комплименты,
Она мне не верит.
И это так, это так
Печально — думать, что она не видит того же, что и я.
Но каждый раз, когда она спрашивает: "Я хорошо выгляжу?"
Я отвечаю:
Когда я смотрю на твоё лицо,
Я понимаю, что не изменил бы в нём ни чёрточки,
Потому что ты потрясающая
Такая, какая есть.
А когда ты улыбаешься,
Весь мир на мгновение замирает и смотрит в изумлении,
Потому что ты, детка, великолепна
Такая, какая есть…»
Мне не стоило позволять Исайе и Бланш уводить меня внутрь. Я должен был остаться вместе с Каталин. Вот где она сейчас? Неужели она все еще на улице? С Алистером?!
— Извини, — произношу негромко, отталкивая страстную Бланш. Приходится схватить ее за запястья, чтобы она, наконец, отстранилась. Бледно-голубые глаза засверкали от возникшей в них злости. — Извини, — произношу я негромко и не спеша опускаю ее руки вниз, — но мне нужно идти.
Делаю шаг вперед, однако она проворно припечатывает меня обратно к стенке. Да, я поддаюсь ей, не без этого, нo лишь ввиду того, что не хочу быть грубым.
— Что? Куда? Ты сошел с ума? Я целовала тебя, Маркус! Я целовала тебя.
Она взбесилась. Клянусь, мне никогда не доводилось наблюдать подобных эмоций на лице Бланш. Что это? Ревность?
— Поговорим позже, — коротко бросаю ей, прежде чем двинуться вперед, и оставляю свою нынешнюю пассию позади.
Этот выбор был ошибочным.
Каталин
Телефон в сумочке не прекращает вибрировать. Я уговариваю себя игнорировать все сообщения, поскольку мне известно, кто их не устает присылать. Конечно же, Алистер. Мы распрощались двадцать минут назад, но он не отчаивается — уверен, что увезет меня куда подальше на мотоцикле своего отца. Не нужно было вообще заводить с ним разговор. Я простила его за сумасшедшую гонку на дороге, но по большей части сделала это из-за того, что в тот день Маркус хорошенько ему наподдавал. Мне было жаль Алистера. Εсли держаться объективной до конца, то я не могу не простить Шеридану того, что простила Ферраро.
Это нечестно.
Люди толкают меня со всех сторон, подпевая стройным протяжным голосам ребят на сцене. Я оглядываюсь на них всего единожды, пока не оказываюсь впихнута в какую-то крошечную комнату, где музыка едва-едва слышна. А даже если и была бы, то грохот моего сердца заглушает бы все на свете. Передо мной угрожающе склонилась эффектная Бланш. Εще издалека сегодня я заметила, что она не стала использовать карнавальные красные линзы. А зря. Ей бы подошло, особенно учитывая то, какой сейчас грозной она хочет казаться. Я не буду спорить — на меня в определенной мере действует ее неприкрытая ничем ненависть. Прилипла спиной к стене, когда Бланш схватила меня за горло.
