Но вместо того, чтобы согласиться или отказаться, Саманта ругается под нос, что мне особенно в ней заводит и в той же мере очень сильно в ней не нравится. Не люблю, когда сыплет матом, как уличный парнишка. Но она такая, и я люблю ее. Я люблю ее, поэтому однажды я отучу эту девушку полностью от сигарет и ругательных слов.
– Так вот значит, зачем ты сюда приехал! – обвинительно бросает мне Сэми.
Я недовольно облизываю губы, надеясь на поддержку Бриса. Но тот даже и не думает, произносить что-либо, замерев на месте. Похоже, сейчас мы оба боимся эту взбешенную женщину. Я иду в наступление, только потому, что могу защищаться лишь таким образом.
– Ты обещала, что порвешь с ним! – говорю ей строго, указывая пальцем на Макензи.
– Да! – кричит Сэм. – Я собиралась сделать это без твоей помощи! Я ведь не лезла в твои отношения, когда ты расставался со своей фанаткой зеленого цвета.
Я бы, наверное, засмеялся над замечанием Хоггарт, будь я в менее глупой ситуации. Но сейчас мне однозначно не до смеха, просто хочется, чтобы поскорее все стало на свои места.
– Я сама разберусь в своей жизни! – отчетливо, буквально по слогам, выговаривает Саманта, скрипя зубами.
Момент становится по-настоящему идиотским, когда я киваю рукой на Макензи.
– Хватит морочить парню голову, у него все впереди! Дай ему шанс быть счастливым, Сэм!
Клянусь, если бы он не взял денег, давно вцепился бы мне в горло. И это все неправильно. Сэми не должна была застать меня в его доме. Ей, вероятно, было бы более удобным порвать все связи без меня.
– Я очень хотела бы решить, что все это какой-то страшный и дурацкий сон, – тихо говорит Сэм, качая головой.
Все дело в том, что теперь она не сможет не расстаться с Брисом, потому что он официально поставлен в известность, что Сэм ничего к нему не чувствует. Давайте предположим, что я не предлагал ему бабки и сам по доброте душевной не выдал ему все меньше получаса назад. Конечно же, проблема тоже есть: теперь Саманта будет долго ненавидеть меня, не подпускать к себе. Это сродни смерти.
Я выпрямляюсь, следуя в ее сторону.
– Подожду тебя в машине, – говорю ей я так, словно совсем не переживаю, что Сэм может не разорвать отношения с Макензи.
Я прохожу к выходу уверенной походкой, но, наверное, ни Саманта, ни Брис не догадываются, как мне тяжело. Я просто держу себя в руках, только и всего. Как только я открываю дверь, вместе со мной на крыльце вылетает Сэм, захлопывая дверь за нами, тем самым, оставляя Бриса наедине с самим собой.
– Прежде чем ты «подождешь меня в машине», – с раздражением начинает любимая, – я бы, если не возражаешь, хотела бы поговорить с тобой.
Она сглатывает, в ее глазаХ горит огонь. То ли она готова придушить меня, то ли… застрелить. Одно другого не лучше.
– Конечно, – вновь прячу ладони в карманах джинсов. – Я тебя слушаю.
Я удивленно вздыхаю, когда Сэм, придвинувшись, хватает меня за воротник моего свитера и припечатывает в деревянной двери. Откуда, черт возьми, сила у такой хрупкой девушки?! И хоть сейчас она на высоких каблуках, все равно уступает мне в росте.
– Перестань строить из себя идиота, – сморщив нос, процеживает Саманта. – Мне надоела эта глупая театральная постановка!
Я отцепляю ее руки от себя, признавая, что это получилось нелегко.
– Не я один ношу маску, дорогая, – говорю я ей в тон. – Так что, тебе стоит начать с себя.
Она оглядывает меня с презрением, но потом ее взгляд теплеет. Я тоже понимаю, что наговорил глупостей. Зачем я с ней груб так же, как и она со мной? Ведь она женщина, ей свойственно следовать абсурдным мыслям.
– Посмотри на меня, – прошу я, обхватив ладонями ее красивое лицо. Она вскидывает глаза цвета шоколада с молоком на меня. – Я люблю тебя. А ты меня любишь?
Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но нет в ее будущих словах ничего, что я хотел бы услышать, знаю. Поэтому, поступая, как настоящий эгоист, прерываю ее еще не сказанные слова и настойчиво повторяю:
– Любишь меня?
– Джереми… – звучит ее разбитый о жизнь и проблемы голос.
Не то, что я ждал. Нет.
– Да или нет, Сэми?
Не стану скрывать, что в надежде на ее положительный ответ, я перестал ощущать стук собственного сердца. Я задержал дыхание, смотря, как бегают ее глаза. Как они смотрят то на меня, то опускаются вниз, прячутся под длинными пушистыми ресницами. Но когда она ими взмахивает, случается то, что и обычно – я умираю, воскресаю, ощущая пульс, бьющийся в моем теле, чувствую, как кровь течет в моих жилах. Это она делает со мной.
– Любишь или нет? – говорю я уже тише, боясь, что кто-то услышит отчаяние в моем голосе.
Я так боюсь. Я так сильно боюсь!
– Люблю, – произносит Саманта. Не выдавливая это из себя, не проговаривая с трудом. Она сказала это.
Сказала и заплакала. На крыльце дома Макензи я смахиваю большими пальцами слезы с ее скул.
– Я люблю тебя, – улыбаясь, говорит вновь Сэм, и не перестает всхлипывать. – Я действительно поняла, что люблю тебя, – она прикрывает рот рукой и прислоняется ко мне своей грудью, а я обнимаю ее руками, обещая никогда не выпускать из своих объятий.
Оберегать всю жизнь, дарить счастье. Дарить свою любовь. Никогда не забывать, какой ценой мне достались эти слова, и что они для меня значат. Она любит меня. Чтобы поцеловать меня в губы, Саманта становится на носочки. Ее поцелуй сдержанный – не горячий, и хоть я немного разочарован, он романтичный и ласковый. Девушка выпрямляется, освобождаясь от кольца моих рук, и просит пройти меня к моему автомобилю.
– Все-таки выждать наш разговор с Брисом в машине – это хорошая идея, – усмехаясь, комментирует она мое предложение.
Я киваю ей и спускаюсь с крыльца, но потом взбегаю обратно, и, положив свою ладонь на ее руку, накрывшую дверную ручку, дарю Сэм настоящий поцелуй, способный вскружить ей голову и создать внутри нее бабочек, которые мечтает ощутить каждый. Когда я подмигиваю ей, оторвавшись от ее сладких бархатных губ, она во все глаза глядит на меня, прибывая в экстазе, по-другому и не скажешь. Чему я, собственно говоря, несказанно рад.
***
Саманта
Брис восседает за высоким кухонным столом, когда я тихими боязливыми шагами вхожу в комнату. Дверь я закрыла почти бесшумно, потому что настрой у меня шаткий. И хоть сейчас мне довелось понять, кто любит меня, на самом деле, и кому я отдала свое сердце, я все равно в нерешительности. Или правильнее будет сказать, мне страшно. Просто по-человечески страшно. Я знаю Бриса уже давно, я привыкла к нему, но я никогда не любила его. Он был мне симпатичен, и для меня он всего лишь друг с привилегиями. Точнее, как говорит моя трехлетняя дочь – «ночной друг».
