Я никого не убивал, естественно, никогда, но теперь твердо уверен, что способен.
Потому что, окажись тут хотя бы кто-то из тех уродов, что преследуют мою Машку, без сожаления бы прикончил. А потом так же без сожаления бы прикопал где-нибудь.
И никаких мук совести не испытывал. Интересное открытие, надо будет обдумать на досуге, откуда во мне кровожадность?
Примеры только хорошие перед глазами.
Мама, папа Даня, тренер…
Приятели папы Дани тоже, вроде, все вменяемые спокойные мужики… Хотя, кто его знает, чего они еще лет десять назад творили?
Моя Маша сидит, уютно спрятав лицо у меня на груди, дышит мерно и спокойно, щеки уже не мокрые, я стер все, уничтожил следы расстройства.
Нечего моей девочке расстраиваться.
И хватит уже спрашивать.
Я, собственно, и раньше не спрашивал, сама захотела, сама рассказала. Просто слушал.
И, получается, своим непротивлением довел до слез.
Самое интересное, что вот она сидит, вся такая расстроенная, всхлипывающая, щеки мокрые. И одновременно пожалеть ее хочется, от всех бед укрыть… И повалить на спину, ноги раздвинуть, трахнуть.
Это во мне что такое вообще? Откуда вот?
Сейчас она другая. Не похожа на циничную и язвительную бесовку, умело будоражащую все мои нервные окончания уже которую неделю.
Сейчас она — нежная, хрупкая такая, ранимая. Ее хочется защищать. Любить. Прятать ото всех.
Новое ощущение, невероятно крутое.
И секса опять хочется.
Настолько, что сидеть неудобно. Да и она, если чуть сильнее прижмется своей задницей шикарной, тоже почувствует.
И тогда будет вообще не круто.
Она тут мне рассказывает серьезные вещи, болью своей делится, а я, животное, стояком в нее впечатываюсь.
Но тупому организму нихрена не объяснишь, не успокоишь.
Ненасытный, блять…
Вроде, только вот, совсем недавно, секс был, да еще какой! Как в космос не улетел от кайфа, не знаю.
Честно говоря, знал бы, что так с ней будет, хрен бы отпустил в тот самый первый раз, в душе. Уже и так сто раз пожалел, а сейчас вообще, как представлю, что мы могли бы все эти недели сексом заниматься, реально сердце болеть начинает. Ну ничего, наверстаем.
Я ее теперь к ее придурку — типа, братишке старшему, хер отпущу.
Хоть и не похоже, что хочет он ее, но все равно.
Мужик же.
Глаза и член есть.
Так что, наверняка хочет, я просто не вижу. Невозможно на нее смотреть, знать, кто она такая, и не хотеть. Если уж я ее в виде Арса, мать его, Решетова хотел до боли в яйцах, то теперь, зная, что там, под бесформенными футболками и кривыми очками, вообще покоя нет.
А этот дуболом с бандитской рожей вряд ли импотент…
Размышления начинают напрягать, так же, как и во время ее рассказа про первого парня.
И это тоже заставляет задуматься.
В принципе, мне всегда было плевать, сколько парней у девчонок, с которыми я сплю, имелось до меня. Не Каменный век, не Средневековье у нас все-таки.
И с Машкой не ждал невинности. Понятное дело, такая малышка — какая, блять, невинность? Все вокруг слепые, что ли?
Но вот рассказы про парня бывшего… Сразу мысли: любила его? Как у них было все? Может, любит до сих пор?
Последняя — самая болючая.
И требующая выяснения.
Может, сначала трахнуть ее опять, сладко и долго, а потом расспросить?
Поймав себя на том, что на полном серьезе обдумываю такую возможность, я даже не удивляюсь.
Нечем удивляться.
Судя по всему, мозг временно вырубился от недавно словленного кайфа.
Тебе, Вадим, девчонка рассказывает трешанину, про убийство брата, и еще даже не рассказала, какого хера она под прикрытием, ты не можешь понять, как ей безопасность обеспечивать… Но интересует тебя другое.
Любила ли своего бывшего, нравился ли ей секс с ним, любит ли до сих пор.
Прямой показатель, что ты, приятель, бредишь.
Приходи в себя, придурок.
Просто приходи в себя.
И задавай правильные вопросы.
Реагируй правильно.
Неправильно — потом. Когда все основное выяснишь.
И секс — потом. Много, много секса!
Угомонив таким образом заинтересованно дернувшийся член, я только сильнее обнимаю уже успокоившуюся Машу и тихо спрашиваю:
— Ты про брата начала узнавать? Потому здесь? Какая-то лажа?
Она молчит, и я уже начинаю думать, что зря заговорил, надо было все же сексом…
— Нет, — она словно нехотя ведет затылком по груди, я успеваю поцеловать успокаивающе макушку и раскрываю рот, чтоб сказать, что хрен с ним, не говори ничего, когда Маша продолжает, — я просто… Увидела кое-что, чего не должна была увидеть…
Молчи, Вадик-дурак, просто молчи. И слушай, пока тебе рассказывают…
— Я сначала с Игорем поговорила, он уверял, что смерть Лешки — случайность. Но я не думала, что случайность, понимаешь? Все же началось, когда я деньги этому генералу отдала! — Маша разворачивается ко мне, говорит быстро и убежденно, — я сразу поняла, что сама, что это я виновата! Я каким-то образом все запустила! Может, если б мы тихо сидели, не рыпались, имя брата не упоминали, где не надо, то и все прошло бы спокойно! Лешка был бы жив! А тут я бешеную деятельность развила, начала про него с такими людьми говорить… Ну мало ли, вдруг этого генерала-взяточника прижали, и он, чтоб скрыть следы…
На мой взгляд, Машка сейчас бредит, но мешать я не собираюсь. Надо все варианты видеть. И самые дурацкие — тоже.
— Короче говоря, я завела Игоря, и он решил сам все выяснить. Ну, он же, типа, мой парень, он и будет предъявлять генералу, если что… Мы дождались, пока генерал придет в клуб опять, он всегда випку брал, и Игорь пошел к нему. Его пропустить должны были, мы же в прошлый раз вместе ходили к нему… Охрана генерала нас видела. А я не смогла ждать, прошла коридором для персонала и встала у второй двери. В клубе, — поясняет она, увидев мои нахмуренные брови, — в випках были специально отдельные выходы. Люди-то разные появлялись, и знаменитости в том числе. Не всем надо знать, кого они в этих комнатах… Ну, ты понял. Журналисты и обычные посетители были не в курсе. Да и не все, кто випы брал, знали. Короче говоря, я стояла, ждала. Хотела своими ушами услышать. И, возможно, спросить даже. Сама. А Игорь… Он…
Машка выдыхает. Я понимаю, что мы подходим к основной причине, самому трудному, и ободряюще глажу ее по плечу.
— Он начал сходу предъявлять, понимаешь? Он такой был… Очень уверенный в себе, считал, что все вокруг не круче него. Начал что-то говорить про то, что у него родители и связи, что он вопрос по-другому решит, и раз так случилось, чтоб деньги возвращал… Мы так не договаривались, понимаешь? Это он сам… А этот мужик… Он спокойно так слушал, а потом… Потом Игорь как-то захрипел страшно, я дверь приоткрыла… И увидела, как генерал его ножом кромсает. Не раз и не два. Знаешь… — Машка опять поворачивается к реке, говорит неэмоционально, словно безжизненно, — я в тот момент вообще ничего не почувствовала. Ни ужаса, ни страха… Ни сожаления. Просто стояла. Смотрела….Игорь упал, а над головой у него кровь, и такая густая. Странная… Будто черная. В вип зашли охранники генерала, он им приказал все убрать. Я тихо вышла оттуда, потом из клуба, и, в чем была, прям вот в костюме для стриптиза, побежала в полицию. В ближайшее отделение. Сейчас понимаю, что дико рисковала, потому что рука руку моет, понятно же…
