Кстати, Катька — единственная, кто в городе знает, что я … не мальчик.
Я сама ей сказала, перед отъездом.
Потому что… Ну какая, к херам, уже конспирация? Официально я — мертвый полурослик, в универе даже по этому поводу деньги собирали на похороны. Правда, куда их потом отправили, неизвестно.
Мы с Хищником наведались в гости к Катьке тем же вечером, когда вышла чудесная передача о нашей с Зубиком кровавой кончине.
Было весело, как в водевилях. Потому что меня в роли девушки она узнала не сразу. Потаращила свои огромные глазища, попадала в обморок… Недолго. Все-таки, на редкость у нее крепкая психика.
Ну, ничего, потом все наладилось.
Мы вкратце рассказали, не вдаваясь в подробности, в чем суть вопроса. Не скрыли и кто такой Зубик.
Катя, порыдав от счастья, поведала эпическую картину их с Зубиком объяснения, убеждая меня лишний раз в том, насколько правильно я вижу людей.
После этого мы посчитали свой моральный долг полностью выполненным и свалили из города с чистой совестью.
Мы, это — я, Вадим, Лешка, Зуб, естественно, и Роман Зверев, сын того самого Зверева, с которым нам надо было связаться по приезде в столицу. Для правильного и более надежного решения нашего вопроса, так сказать.
Роман Дмитриевич, конечно, человек, далекий от полицейских структур, но близкий к властным. И его поддержкой было бы очень неплохо заручиться.
Чтоб моего Лешку не уконопатили в ебеня сибирские, и чтоб меня не затаскали по ебеням московским.
В итоге, все прошло неплохо.
Даже, наверно, хорошо.
У генерала, когда я в зале суда показалась, случился шок, потом он пытался симулировать инфаркт, инсульт и нервный тик одновременно, но в этот раз прокуратура подготовилась, и ему ничего не помогло.
У генерала Савина, начальника Зубова и моего покровителя, тоже чуть не произошел нервный тик, когда ему из Аппарата Президента позвонили. Просто так, поинтересоваться, насколько качественно ведется охрана важного свидетеля. И, возможно, требуется помощь?
Как его перекорежило… Я присутствовала, я знаю. Повезло мне, насладилась по полной программе местью за дебила Зубова.
Кстати, похоже, что на нем-то генерал и оторвался по полной. Ну, главное, чтоб не прибил от злости, а все остальное можно пережить.
Лешку его куратору пришлось отдать генералу Савину. Там были баталии, похоже, но в итоге таинственный «спецотдел» выиграл.
Братишка мой, правда, от этого не особо выиграл, потому что получил ту же работу, что и до этого, но в другой структуре. Похоже, будет, как и Зубов, карьеру негласника строить. Но хоть с погонами не пролетит. Может, и пенсию даже начнут насчитывать. Год за два, например…
Его тут же отправили в какой-то полицейский институт, причем по липовым докам. Больше я ничего не знаю, он не говорил. Тайна стр-р-рашная!
Он недавно писал мне в соцсетях, ему там, вроде, даже нравится.
А мне нравится, что он живой.
А еще нравится, что меня, слава всем богам, отпустили на все четыре стороны, правда, заставив подписать бумагу о неразглашении и прочее.
Подписала, мне не впервой.
Да и кому разглашать?
Все, кому надо, уже давно в курсе. А кому не надо — так им и не надо. Целее будут.
Мы поженились в Москве, и я совсем недолго смогла полюбоваться на свой новенький паспорт с девичьей фамилией. Ровно один день.
А потом стала Шатрова.
И вот что я вам скажу: нравится мне быть Шатровой!
И нравится, что волосы мои отрастают, и юбки мне носить тоже нравится! И каблуки! И хоть кличка «полурослик» так ко мне и приклеилась, но мне нравится, как ее произносит мой муж.
Есть в этом что-то… Порочное. Что-то из тех времен, когда я, Арс Решетов, подходил к универу, еще не подозревая, что совсем скоро, буквально через пару шагов, меня собьёт с ног моя судьба.
А потом обожжет хищным взглядом, от которого сердце затрепещет. Да так в этом состоянии и останется.
— Полурослик мой… Хочу… — Вадим, наконец, находит подходящее дерево на подходящем расстоянии от дома, разворачивает меня спиной к себе и резко прижимается всем телом. Я счастливо хмыкаю, мягко трусь задницей о его вполне отчетливый стояк и думаю, что, наверно, он не особо далеко ушел, и Ленка с Черным точно будут вечером подъебывать…
Ну и пусть.
Мы — муж и жена.
Нам можно и поорать во время секса.
— Слушай… Давай тоже мелкого? — Вадим сдирает с меня джинсы, гладит опытно и грубовато между ног, шепчет возбуждающе на ушко, — давай… Хочу уже, не могу…
— Доучиться… Сначала… — я выгибаюсь непроизвольно, подрагивая от кайфа, что дарят его пальцы, — потом… Хочу в Европу… Ленка звала…
— Вот с пузиком и поедешь… — провокационно шепчет мне искуситель, и, в ответ на мои возможные возражения, закрывает мне рот пальцами, проталкивая их сразу между губ. Одновременно с собой. — Пиздец, красивая будешь… С пузиком…
Он равномерно движется, выбивая из меня стоны, придерживает за бедра, и второй ладонью, влажной от моей слюны и смазки, перехватывает горло, прижимается, вколачиваясь с оттяжкой, долго, сладко, так, как мы оба любим… И все шепчет, шепчет, шепчет, пользуясь моей беспомощностью и неспособностью в такие моменты хоть что-то возразить…
Надо будет спустить на него Ивана Вениаминовича… Чтоб десять раз подумал…
Это — последние разумные мысли в моей голове.
Дальше все разбивается в пыль оглушительным оргазмом.
И затем, вытираясь и обессиленно отвечая на все еще жадные поцелуи моего мужа, я мирно думаю, что, если в этот момент во мне появляется новая жизнь… То пусть.
В конце концов, в такой большой семье будет, кому присмотреть за ребенком…
Конец.
