Точно умру. Теперь вот – точно. Без вариантов!
– Язычком попробовать хочешь, – хрипит, дергая рукой вверх-вниз.
– Попробуешь. Мы все с тобой попробуем. И язычок твой, и горлышко. На все времени хватит.
А у меня темнеет в глазах. Он что? Он ЭТО еще и в горло мне хочет всунуть?
Точно. Убийца. Не зря на ринге так смачно кулаки с тело противника вбивал. Ему вообще все равно, какими способами наносить увечья!
Замираю, когда его стиснутая в руке головка опускается к моему лону, и снова стону, понимая, что он опять оттягивает момент. Просто играет. Распаляет себя, судя по новым и новым рыкам, вылетающим из его запрокинутой головы. Прямо из нутра. Из глотки.
И оттягивает жуткий момент неизбежного, заставляя страдать и бояться снова и снова.
Он скользит головкой по моим складочкам. Урчит, как огромный тигр, вжимаясь сильнее и почти проникая в меня.
Но снова усмиряет нажим.
Прижимает налитую головку к самому клитору. Давит на него так, что я неволько впиваюсь ногтями в матрас. Ударяет, постукивает, теперь уже и из меня выбивая каждым прикосновением глухие хрипы.
Боже! Это ненормально! Это мазохизм и психоз!
Ведь нельзя получать удовольствие от незнакомца! Перед тем, как он оставит от меня одни ошметки!
Но разбухшие складочки начинают ныть. Пульсировать в такт с его оргомным орудием. Клитор дрожит, как в лихорадке, а из глаз летят самые настоящие искры.
Что он делает с моим телом, этот садист?
Почему соски вдруг становятся твердыми? Будто подпрыгивают вверх?
А мне хочется извиваться под его телом, насаживаясь болезненно чувствительными складочками еще сильнее… И умолять о чем-то… О чем?
В голове будто взываются петарды, а тело непроизвольно подскакивает над постелью, прогибаясь в спине, как только он жестко толкается внутрь меня двумя пальцами.
Двумя!
А кажется, что я уже готова разорваться!
Больно. И одновременно хочется эти пальцы сжать!
– Арман…
Я словно под наркотиком.
Особенно когда он начинает сколькить внутри. Медленно, будто растягивая пытку. Накрывая губами заострившийся изнываюший сосок. Резко прикусывая его . Так, что я подскакиваю снова.
Я будто проваливаюсь. Падаю или лечу. На полной скорости. Такой, что уши закладывает. Вверх или вниз? Уже ничего непонятно. Единственная константа, – черные глаза, которые пронзают сильнее его касаний, поддавая новые разряды тока по всему телу. Насквозь. Еще. Еще.
Вся комната наполняется каким-то совсем новым запахом. Терпким. Порочным. Запахом и хлюпающими звуками под его пальцами.
– Моя, – рычит Арман , а у меня внизу живота разгорается пламя.
Про венам не кровь, чистый огонь начинает проноситься.
Сама не замечаю, как начинаю поддаваться ему навстречу. То ли насаживаться на его пальцы, каждый раз ощущая все более и более мощный прострел до самых внутренностей, то ли сбежать от них хочу, потому что сердце сейчас просто вылетит наружу! Или остановится, не выдержав такого… Безумия!
– Арман, – я выворачиваюсь. Извиваюсь.
Меня прошибает судорогами. Насквозь.
– Пожалуйста… Я… Умоляю…
Он должен прекратить! Иначе я просто рассыплюсь сейчас на осколки!
Пьяное наслаждение. Дурманное. Слишком острое. Такое, что не выдерджать! Не под силу терпеть!
Сама сейчас, как дикий зверь, рычать готова. Впиться зубами в его губы. До боли. До крови. Чтобы он взвыл.
И отпустил меня!
– Тссссс, девочка!
– Ниииика! Сейчас все будет! Какая ж ты горячая… Нетерпеливая…
Распластывает меня еще сильнее.
Распинает, растягивая мои ноги почти на шпагат.
Врывается одним толчком, и у меня в глазах темнеет.
Все ненормальное безумие, что скрутило тело водоворотом, затмевает дикая, раздирающая все внутренности боль.
– Твою мать, – хрипло выдыхает Арман, тут же наклонившись, буквально впечатавшись в меня всем своим мощным телом.
Выдыхает прямо в губы. Царапает их тяжелым дыханием.
Но я даже тяжести его громадного тела не ощущаю!
Меня реально просто разрывает на ошметки!
Из глаз в один момент непроизвольно брызгают слезы.
А там, внизу, все немеет. Внутри резкая, дикая боль, а все складочки и место, куда он ворвался, становятся будто деревянными.
– Почему не сказала?
Рычит мне в губы, задевая их зубами.
Яростно, со злостью, глазами полыхает.
А губы дрожат. И слова выдавить из себя не могу!
– Твою мать!
Снова грязно ругается, обхватывая мою шею.
Ну вот. Я так и знала. Это меня убьет!
Бедра сводит судорогами. Дикими спазмами. Совсем не похожими на те, которые сотрясали меня всего пару секунд назад.
Всю насквозь словно пронзает. Как на вертеле. Раскаленной дубиной, которая, похоже, и правда сейчас превратит все внутренности в фарш и вырвется через горло, пронзив меня полностью!
Из горла вырывается только судорожный, надрывный хрип. И ничего больше. Я немею вместе со всем телом!
Матерясь, он резко выходит из меня.
И глаза полыхают такой чернотой, что лупит не хуже его огромного члена.
А меня просто скрючивает на постели. Трясусь. Складываюсь вдвое.
Дикая боль никуда не делась. Не исчезла. Кажется, сейчас меня просто таки вырвет. Прямо на его постель. И на него, нависшего надо мной со своим диким видом.
Но сдвинуться я не могу. Не способна! О том, чтоб добраться до ванной даже речи быть не может!
Он резко просовывает руку мне между бедер.
Подносит к своему лицу, с неверием разглядывая кровь. Опускает взгляд вниз. Рассматривает свои жесткие волосы паха, измазанные моей кровью.
И его лицо перекашивает еще сильнее.
Все грозовые тучи собираются на нем.
Я терпела боль, а в ярости он! В такой дикой ярости!
Ой, мамочки! И что теперь будет?
Он отдаст меня обратно этому Гудимову? Или сам расправится? Ощущение такое, судя по его лицу, будто он прямо сейчас готов меня придушить!
На меня с новой силой накатывает истерика.
Хочется реветь. Громко. Как в детстве. Впившись руками в подушку.
Только слез нет. Ничего нет. Кроме дикой, саднящей внутри боли, от которой до сих пор меня продолжает трясти.
