Выйдя за ним из лифта, я прислушалась – не гремит ли музыка. Но никакого намека на вечеринку не было. Данила прошел мимо чужих квартир и свернул за угол. Теперь я смогла увидеть железную лестницу, ведущую наверх и упирающуюся в закрытый люк. Остановившись возле нее, он достал ключ.
– Готова увидеть звезды, солнце? – Парень с улыбкой взглянул на меня.
– А это вообще законно? – засомневалась я. – Откуда у тебя ключ?
– Не включай Полину, – усмехнулся он.
– Что? – Я похолодела и попятилась. Неужели он обо всем догадался?
– Не говори, как твоя сестра, – фыркнул он. – Алька, тебе двадцать. Когда еще лазать по крышам, как не сейчас?
После таких слов я уже не могла дать задний ход. Это было все равно что признаться в том, что я на десять лет старше и не способна на спонтанные поступки.
– Ладно, – решилась я, делая шаг к лестнице. Ведь двадцатилетняя Алька так бы и поступила, правда?
Данила первым забрался наверх, отпер люк и толкнул его, открывая кусочек звездного неба, а затем выбрался на крышу. Поднимаясь за ним, я думала о том, что покупка ботинок на рифленой подошве себя уже оправдала. Как бы я сейчас лезла в сапогах на шпильках? Да я бы сразу убилась – если не на лестнице, то на крыше! Вот почему Данила похвалил мои ботинки – не потому, что они ему понравились внешне, а потому, что они как раз подходили для того, что он задумал.
Парень помог мне подняться из люка, и я сразу же ощутила порыв холодного ветра. Данила взял меня за руку и подвел к ограждению, за которым внизу разливалось море вечерних огней.
– Как красиво, – ахнула я, завороженно глядя под ноги.
С высоты открывался гораздо более эффектный вид, чем из моего окна. Весь район лежал у наших ног, мерцая огнями фонарей, а по дороге вилась алая лента автомобильных фар – вечерние пробки были в разгаре.
Снова налетел ветер, разметав мои волосы и бросив их в лицо. Но не успела поежиться, как Данила обнял меня за плечи со спины, закрывая от ветра и согревая своим теплом.
– Подумал, что тебе понравится, – шепнул он, и я почувствовала, как он напрягся в ожидании моего ответа.
– Я еще никогда не была на крыше, – призналась я, греясь в его руках.
Вид, который открывался с высоты птичьего полета, завораживал.
– Мы как будто парим высоко над городом – как влюбленные с картины Марка Шагала. – Задумавшись, я не заметила, как произнесла свою мысль вслух, и тут же смутилась. А Данила, тихонько рассмеявшись у меня над ухом, подсунул мне руки под подмышки и развел мои руки в стороны.
– Так? – спросил он.
– Да нет же, – теперь уже рассмеялась я. – Это из «Титаника». А у Шагала по-другому.
– Придется тебе заняться моим художественным воспитанием, – весело заметил Данила. – Потому что в живописи я абсолютный профан. Давай как-нибудь сходим вместе в музей?
Я не ответила на его вопрос, а сказала, продолжая смотреть на мерцающие внизу огни города:
– Спасибо, Даня. Что бы ни случилось, я запомню этот вид навсегда.
– Да что может случиться, солнце? – Он беззаботно рассмеялся и развернул меня лицом к себе. – Пока ты со мной, ничего не случится. Обещаю.
А ведь и правда, рядом с ним мне было спокойно стоять на краю крыши. Я чувствовала себя защищенной и счастливой. А когда он называл меня «солнце», мое сердце таяло от нежности. И хотелось верить, что он обращается ко мне – настоящей Полине.
Смелые губы Данилы приникли к моим, окутывая теплом и опьяняя. Звездное небо поплыло над головой, и я крепче ухватилась за плечи парня, боясь упасть.
Мы целовались на ветру на краю пропасти высотой в двадцать этажей, и я чувствовала, как все беды и горести, которые я пережила за последние десять лет, отпускают меня, и сердце наполняет счастье, способное оторвать меня от земли, как воздушный шарик.
Прервав поцелуй, Данила потянул меня от края крыши.
– Идем, это еще не все сюрпризы.
Он наклонился за рюкзаком, который оставил у люка.
– Надеюсь, у тебя там не парашют? – испуганно вырвалось у меня. Недавно в новостях я видела, как какой-то бейсджампер-экстремал разбился, прыгнув с высотки. При мысли о том, что Данила может так же бездумно рисковать своей жизнью, у меня похолодело сердце.
– Всего лишь кофе, – Данила рассмеялся, вынимая из рюкзака термос и свернутый плед. – Извини, что не твой любимый капучино. Просто кофе с молоком.
Я зарделась – мне было приятно, что он запомнил мой любимый напиток.
Рядом с люком стоял перевернутый деревянный ящик. Должно быть, мы не первые выбирались на крышу полюбоваться звездами. Мы сели на ящик, укрылись одним пледом на двоих и пили кофе из железных кружек. Было тепло, уютно и так романтично, что я не верила, что это происходит со мной наяву, а не во сне.
– Ты необыкновенная девушка, Алька, – Данила потянулся ко мне и поцеловал в губы, заставляя затрепетать.
Здесь, под звездным небом, было так неправильно и низко обманывать его. И я решилась.
– Подожди, Данила. Хочу тебе кое-что сказать, – я отстранилась, тяжело дыша, и взглянула ему в глаза.
Они сияли мне в темноте, и я заранее ненавидела себя за то, в чем собиралась признаться.
– Да? И что же? – Данила широко улыбнулся.
Я прочистила горло, собираясь с духом, и сипло выдохнула:
– Полина… она…
Хотела сказать: «Она это я», но Данила не дал мне продолжить.
– Давай не будем вспоминать о ней. Хотя бы еще пять минут.
Он снова поцеловал меня – нежно, сладко, до головокружения. И я не нашла сил спорить с ним и прервать такой волшебный поцелуй.
Мы снова парили над городом в темноте, которая скрывала нас от всего мира. Звезды сияли нам с небес, а гром и молния не поразили меня на месте за мой обман – за то, что притворяюсь той, кого нет. И я позволила себе забыть обо всем и просто быть счастливой в теплых и сильных объятиях Данилы.
Не знаю сколько прошло времени – пять минут, а может, целая вечность. Данила первым оторвался от меня и поднялся с места.
– Пойдем, а то твоя сестра тебя потеряет.
Я недоуменно захлопала ресницами, возвращаясь с полета в небесах на крышу нашего дома. О чем он? Какая еще сестра? К счастью, мне хватило ума не ляпнуть это вслух.
– Алин, – позвал Данила, протягивая мне руку, а я в панике застыла, глядя на него снизу вверх. Неужели он обо всем догадался? – Ты же о ней хотела что-то сказать? – Парень вопросительно смотрел на меня, и я, спохватившись, вложила ладонь в его руку и поднялась с ящика.
– Ах да, она будет волноваться, что я долго… – пробормотала я, отводя глаза. Врать в лицо Даниле было невыносимо.
