— Как-то примитивно. А почему свечками не пользуетесь?
— Чем? — не поняла меня Джули.
— Так, напомни мне обсудить с тобой бытовые моменты этого мира, когда разберёмся с делами насущными.
— Хорошо. Будем читать? — глаза Джули загорелись предвкушением.
— Да, — честно говоря, мне тоже не терпелось. Вытащив блокнот и подложив под голову подушки, мы сели поудобнее и наконец открыли дневник. Вернее, я вытащила из него конверт, а сам блокнот отложила в сторону.
— Ты точно ничего не знала о письме? — уточнила я.
— Нет.
— А тебе пишут письма?
— Да, — с тёплой улыбкой ответила Джули. — Моя семья.
Я улыбнулась в ответ, но мысленно дала себе затрещину.
— Джули, извини, что я ничего не спрашиваю о тебе. Я обязательно спрошу. Мне хочется. Правда.
— Я всё понимаю, Мария. Сначала дело, потом всё остальное.
— Спасибо.
Я сосредоточилась на письме. На конверте было указано имя и обратный адрес. Это хорошо. Вытащив из него письмо, мы начали читать.
"Дорогая Ирэн, прими мои соболезнования и извинения. Я слишком поздно узнал о случившемся и когда вернулся в город, тебя уже отправили в пансионат. Иначе я обязательно был бы и на похоронах и поддерживал тебя после них! А может быть, даже не позволил увезти.
Госпожа Тратр переехала в твой дом вместе со своими детьми, как только тебя увезли, и была не рада моему приходу, как и моей позиции относительно твоего благополучия. Я считаю, что тебя не нужно было увозить из родного дома. Но, по-моему, она уже считает этот дом своим. Мне это не нравится. К сожалению, до твоего совершеннолетия она твой опекун, и у меня связаны руки.
Но осталось подождать всего несколько месяцев, и ты сама сможешь решать, как и где тебе жить.
Твой отец был моим самым близким другом. Он был мне как брат. А ты для меня всегда останешься его самым драгоценным сокровищем. И я чувствую вину перед ним, что в такой трудный и тяжёлый для тебя момент меня не было рядом.
Я понимаю, что не могу заменить тебе родителей, но я люблю тебя как родную племянницу, и надеюсь стать для тебя верным другом, соратником, дядей. Как ты захочешь. Обязательно пиши мне.
После твоего дня рождения я навещу тебя. Раньше не могу. Прости. Твоя тётя запретила, сославшись на горькие воспоминания о прошлом. Ведь я был так близок с твоим отцом. Но, по-моему, это всё полная чушь! Я не доверяю ей. Будь осторожна, Ирэн.
Твой друг — Ветргоф."
Глава 6
— Очень интересно, — задумчиво произнесла я. — А ты случайно не знаешь, когда у Ирэн день рождения?
— 24-ого июля.
— А сейчас случайно не 9-ое?
— Да.
Так я и думала.
— И сколько мне исполнится?
— Двадцать.
— И я стану совершеннолетней?
— Да.
Я громко втянула воздух от волнения.
— Ты чего?
— Мотив!
— Мотив? — не понимая ход моих мыслей, повторила Джули.
— Да. Зачем было убивать Ирэн? Мы так заострили внимание на том, кто и как мог это сделать, что совсем не подумали для чего. Но вот он ответ.
— Где?
— В письме! — и для пущей наглядности помахала листом перед её лицом. — Или ты думала у вас завёлся маньяк, который убивает просто для собственного удовольствия?
— Нет, конечно, — возмутилась она. — Но причём тут письмо?
— Ты что-нибудь понимаешь в расследованиях преступлений?
— Не-е-е-ет, — протянула подруга.
Мне не сиделось на месте, и, встав с кровати, я стала расхаживать по комнате и живо жестикулировать.
— Я, конечно, тоже не специалист, но видела много фильмов на эту тему и прочла кучу книг в том же жанре.
— Фильмы? — не поняла она.
— Это потом.
— Ладно.
— И почти в каждом случае дело было в деньгах. А Ирэн богата. Ведь после смерти родителей она становится наследницей папиного завода? Я права?
— Да. Она же единственный ребёнок в семье.
— Именно. А если Ирэн умрёт, все её имущество перейдёт к ближайшему родственнику, то есть к тётке.
— Да, — с пониманием ответила Джули. — Или нет, — вдруг затормозила она. — Тётя Ирэн далеко. Даже не приезжала сюда ни разу. Как она могла это сделать?
— Не она, — покачав головой, с хищной улыбкой ответила я. — Я делаю ставку на Хитроуста.
— Нет, — уверенно ответила она. — Она с ним не встречалась. Не в газете же она объявление дала.
— Ну, может, они давно знакомы, — предположила я. — И то, что она не виделась с ним здесь, не значит, что она не видела его вообще. Но в целом я с тобой согласна. Думаю, она договаривалась с директором.
— Мария, по-моему, ты перегибаешь. Господин Жаднир хороший человек. Он много делает для этого места. Не могу представить его убийцей.
Я пожала плечами.
— У преступников на лице не написано, что они преступники. Хитроуст вообще тут многим нравится, а нам нет. И если тебе он не нравится внешне, мне не нравятся его манипуляции с разумом. Ну не верю я, что просто задремала и всё. Сон этот жуткий ещё. Не просто так он мне приснился.
— Давай всё же не будем спешить с выводами, — попыталась успокоить меня подруга.
— Ладно. Ты права, — сдалась я. — Делать скоропостижные выводы действительно неправильно. Но я всё равно им не доверяю.
— Дневник? — взяв его в руки и помахав им, спросила Джули.
— Давай, — я вернулась на своё место.
Стоило начать читать, как мы уже не смогли остановится. Из Ирэн вышел бы отличный автор. Она изливала душу страницам, словно говорила с близким другом. Но насколько интересно было читать, настолько было и тяжело это делать. Ирэн было плохо. Сначала просто из-за смерти родителей, потом от безмерного одиночества и тоски по любимым. Её дневник невозможно было читать без слёз.
Но за всей этой печалью, я не забывала не на минуту, зачем вообще открыла блокнот. И довольно быстро нашла кое-что интересное.
"Уверена, госпожа Сонда искренне хочет мне помочь, но у неё ничего не выходит. Сколько бы мы с ней не беседовали, легче не становится, а дурные сны продолжают сниться. Например, сегодня я проснулась с чувством невероятной тоски. Мне снилось, как мы с мамой рисовали наш сад. Для меня это воспоминание всегда было одним из самых счастливых, самым ценным. Но это наяву. А во сне я видела нас с ней со стороны, с огромным чувством надвигающегося несчастья. Я кричала им до хрипоты, махала руками, била об невидимую стену, разделяющую нас, надеясь привлечь к себе внимание, но они продолжали рисовать и улыбаться. Я так и не смогла их предупредить, и проснулась с чувством безысходности.
