– Нет, – прохрипел Джаэл. – Дайте ему уйти. Дядя с ним сейчас разберется.
* * *
Кастелл постучал в дверь Макуина, пытаясь справиться со смятением, которое его обуревало.
Он проверил все любимые пристанища старого воина, но ни в одном из них не было и следа товарища.
В конце концов он отправился в комнату Макуина в своем крыле, хотя знал, что другу еще слишком рано отправляться на покой. Снова постучал в дверь, сильнее, и услышал шаги. Ручка скрипнула, и дверь открылась, а за ней показалось хмурое лицо Макуина.
– Зубы Азрота! Парень, что случилось?
Кастелл бросился на старика и крепко его обнял. Макуин выдохнул, затем Кастелл неожиданно отпустил его и сделал шаг назад, не сводя глаз с пола.
– Ты… в порядке, значит.
– Да, – ответил Макуин. Сквозь угрюмую мину проступила тень улыбки. – А что, не должен?
– Я только что виделся с Джаэлом.
– Ага. И как все прошло?
– Не очень, – пробурчал Кастелл. Сделав глубокий вдох, выпрямился и посмотрел Макуину в глаза. – Я отправляюсь в Гадрай. Если ты все еще хочешь поехать со мной, буду очень рад.
Макуин улыбнулся и хлопнул Кастелла по плечу.
– Молодец, парень! – Он посмотрел юноше прямо в глаза. – Так и не помирился с братцем?
– Нет, – проворчал Кастелл.
– Ну, честно говоря, я на это и не надеялся. И все же, по крайней мере, ты попытался. – Он почесал подбородок. – Итак, когда мы выезжаем?
– Сейчас.
– Что? Но ведь нам еще столько всего нужно сделать! А что насчет Ромара? Думаю, тебе стоит поговорить с дядей.
– Уже поговорил, – сказал Кастелл. Дядя не обрадовался. Совсем не обрадовался. Кастелл чувствовал бы себя лучше, если бы Ромар разозлился, но вместо этого он просто посмотрел на него глазами, полными разочарования.
– Почему? – спросил Ромар. – Почему ты уходишь, когда знаешь, что я на тебя рассчитываю?
Кастелл знал, что Джаэл скоро постучится в дверь к Ромару и расскажет ему о том, что случилось в оружейном дворе, поэтому сам попытался объяснить произошедшее, но лишь все запутал, еще сильнее разочаровав Ромара.
В конце концов дядя взял перо и пергамент, что-то написал и запечатал письмо горячим воском, оставив на нем отпечаток своего кольца.
– Отдай это письмо Вандилу. Он главный в Гадрае. Или Оргуллу, его военачальнику. Больше никому. Ты меня понял? – молвил Ромар. Кастелл кивнул. Ромар так сильно сжал его в объятиях, что на мгновение Кастеллу стало нечем дышать, затем открыл дверь и вывел племянника наружу.
Макуин нахмурился:
– Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь.
– Да, так и есть. Я расскажу, пока ты собираешься.
Глава 41. Корбан
Корбан поежился и поплотнее закутался в накидку, ожидая Кивэн. Поднял взгляд на великаний тракт, и тут из-за пелены дождя появился всадник, завернувшийся в вымокший красный плащ.
«Еще один посланник из Нарвона».
С того самого дня, как Эдана поведала им о планах отца насчет Брейта и Темнолесья и о пророчестве о войне, по исполинской дороге неустанно скакали гонцы.
С тех пор прошло много времени: Жатвенная луна сменилась Охотничьей, а та – Вороньей. В последний день лета отмечался Самхейн, и с тех пор уже прошло десять ночей. Посланники Бренина уехали вскоре после того, как Эдана рассказала им о просьбе короля, пригласив дружественных правителей к кругу камней в день середины зимы. Большинство посланников уже вернулись. Если верить Эдане, то все цари согласились – даже Эремон, правитель далекого Доуэна.
– Как дела у Брины? Все хорошо? – весело спросила Кивэн, приближаясь к брату.
– Да, – пробормотал мальчик. Он ненавидел дождь. Жара, холод, снег – все ему было нипочем, в любом из этих погодных явлений он находил что-то, что ему нравилось. Во всем, кроме дождя. – А это обязательно делать именно сегодня? – проворчал Корбан.
Кивэн нахмурилась, но не остановилась и нырнула под ограду загона.
– Обучение лошадей не делает скидок на погоду, Бан, – раздраженно заметила она, походя при этом на Гара.
– Ага, – только и выдавил Корбан, не совсем согласный в глубине души, но все равно последовал за ней.
Гроза тихонько поднялась и пошла за ним по пятам. Кивэн остановилась, пройдя несколько десятков шагов по полю, ожидая, пока они ее догонят. Положила руку Грозе на шею, запуская пальцы в мех волчня. Теперь ей не нужно было наклоняться, чтобы погладить Грозу. Волчениху уже нельзя было назвать щенком – так быстро она выросла. Она стала чуть выше Буддая, и ее голова находилась на уровне талии Корбана. Щенячий мех сошел и сменился грубой шерстью, более густой, с темными неровными полосами, струящимися по ее туловищу. Они были похожи на следы когтей на белой плоти.
– Вот, – сказала Кивэн, протягивая брату повод. – Помни, не торопись. Уверен, что помнишь, что́ нужно делать?
Корбан пропустил ее слова мимо ушей.
– Идем, дружок, – позвал он, щелкая языком.
– Не пора бы дать ему имя? – тихо спросила Кивэн.
Он снова сделал вид, что не услышал.
Его жеребенок стоял рядом с матерью, укрываясь от дождя под огромным дубом в середине поля. Он заржал и потрусил в сторону брата с сестрой.
Корбан засунул руку под накидку, добыл оттуда кусочек яблока и протянул его животному. Хрустнув яблоком, жеребенок изогнул шею и понюхал голову Грозы. Волчениха стояла и не шевелилась, даже и не глядела в его сторону. Корбан усмехнулся – несколько лун назад, когда Гроза охотилась на все, что движется, ей от него крепко досталось. Жеребенок терпел нападения, думая, что у него появился друг, но когда Гроза начала кусать его за ноги, то получила предупреждающий удар копытом. С тех пор она просто не обращала на него внимания.
Корбан медленно поднял повод, и жеребенок с подозрением посмотрел на него. Мальчик не раз делал это в крепости, но сейчас все было по-другому. Его конь до этого никогда не ходил в поводу, и Корбан знал, как важно все сделать правильно. Он осторожно натянул повод через голову. Жеребенок резко дернулся назад, прижав уши к голове, но дело было сделано. Двигаясь задом наперед, он запрыгал и задергался, напуганный незнакомым предметом на шее, который бился о его бок. Наконец стригунок понесся галопом по полю, то и дело брыкаясь.
– Не волнуйся, Бан, – ободряюще сказала Кивэн, подходя к нему. – Ты все сделал правильно. Он скоро вернется, потерпи.
Они направились обратно к укрытию в зарослях боярышника, что находились возле ограды загона. Корбан услышал голоса и поднял голову.
По великаньему тракту ехали три всадника. Вытерев капли дождя с лица, Корбан прищурился. Тут всадник, что был ближе всех к нему, откинул капюшон плаща. Это оказался Вонн, сын Эвниса. Он свернул с дороги и спустился по крутой насыпи, двигаясь легким галопом в сторону загона. Его спутники последовали за ним.
