«Только не это», – подумал Корбан, ощущая, как в животе ледяной змеей поднимается страх.
– Просто верни ему меч, – выпалил Дат.
Рэйф презрительно усмехнулся и без лишних церемоний отвесил ему пощечину.
И тогда что-то в Корбане изменилось – он это почувствовал. Лед в мгновение ока растаял под натиском жара, которым запылали его щеки. Мальчик сжал кулаки, неуклюже бросился вперед, забыв обо всем, что говорил ему Гар, и замахнулся, целясь Рэйфу в голову.
Рэйф с некоторой ленцой уклонился от удара – и кулак Корбана просвистел мимо его головы. В то же время Рэйф поднял меч и ударил им Корбана по обратной стороне колена, отправив мальчика лицом в траву. С животным рыком Корбан бросился на Рэйфа, застав его врасплох столь быстрой и яростной атакой, поднял его на мгновение в воздух и швырнул на землю. Мгновение Корбан стоял над поверженным противником, и тут сквозь кровь, стучащую в висках, до него начал доноситься шум. Он огляделся. Дат смеялся, показывая пальцем на удивленное лицо Рэйфа, а вместе с ним посмеивались и остальные. Все, кроме Крэйна, – тот был в ярости. Затем Корбан услышал шорох, обернулся и, увидев, что Рэйф больше не лежит на земле, непроизвольно пригнулся. Над его головой просвистел деревянный меч. Он снова кинулся на Рэйфа, но в этот раз его атака оказалась не столь удачной. Учебный меч зацепил ему правое плечо, лишив равновесия, и тут же в щеку прилетел кулак Рэйфа – чуть ниже глаза. Ноги мальчика подкосились, он упал, и голова его взорвалась болью. Рэйф сделал шаг в его сторону, высоко подняв меч и презрительно усмехаясь. Внезапно в землю прямо перед сапогом Рэйфа с мягким стуком вонзился нож.
– Ни шагу больше! – выкрикнула Кивэн, держа еще один нож наизготове.
– Да тебе слабо́,– глумливо ответил Рэйф.
– Сделай шаг – и узнаешь. – Глаза Кивэн опасно сверкнули в свете луны.
На миг время словно замерло.
Затем плечи Рэйфа распрямились, и он захохотал.
– Сестра снова пришла к тебе на помощь, трус, – бросил он Корбану и, слегка пошатываясь, пошел прочь; Крэйн двинулся следом за ним.
– Бан, хватайся, – сказал Дат, протягивая Корбану руку, и помог ему подняться на ноги.
– Ты кое-что выронил, – заметила Эдана, держа в вытянутой руке гребень целительницы. С грустной улыбкой Корбан его взял. – Дай осмотрю лицо, – сказала она, и Корбан поморщился от боли, когда ее пальцы коснулись его щеки.
– Прости меня, Бан! – взмолилась Кивэн. – Пожалуйста, не сердись! Я думала, что он собирается тебя убить.
– Всё в порядке. – Корбан больше сердился на себя – за то, что его снова побили. Но в этот раз он хотя бы дал сдачи и умудрился повалить Рэйфа на землю. К тому же лицо Эданы было предельно близко, пока она осматривала его щеку, и было сложно сосредоточиться на чем-либо другом.
– Думаю, ты будешь жить, – улыбнулась Эдана.
– Отлично, – съязвила Кивэн. – По-моему, тебе стоит задуматься о пути целительницы.
* * *
После утренних занятий, когда Корбан жадно хлебал воду прямо из бочки, Гар спросил его о синяке на щеке.
– Да это Рэйф постарался. У нас с ним вчера случилось недопонимание.
Корбан рассказал Гару о пари, гребне Брины и драке.
– Я проиграл, знаю, – вздохнул он. – Но по крайней мере не топтался в страхе на одном месте. И даже умудрился разок повалить его на землю.
– Это уже что-то, парень. Но в детстве под проигрышем часто понимают синяки на лице и уязвленную гордость. А после Долгой ночи «проиграл» обычно означает «умер». Ты говоришь, что в этот раз ощущал скорее злость, чем страх. Что ж, если ты пойдешь на поводу у злости, то, вернее всего, погибнешь так же быстро, как и из-за страха. Есть и такие, которые могут сражаться даже тогда, когда все вокруг заволакивает красная пелена ярости. Знавал я одного такого в былые времена. Так уж вышло – ярость его всегда оберегала. Но злость скорее просто заполонит твой рассудок, и ты не только станешь неуклюжим, но и соображать будет трудно.
– Но как я тогда вообще смогу победить? Чтобы вообще ничего не чувствовать, нужно вовсе перестать быть человеком.
– Все верно, парень, но вся суть во владении собой. В том, кто главный. Все испытывают страх, все испытывают злость. Оберни их себе на пользу. Пусть эти порывы, как вьючная лошадь, дают тебе силы, но не позволяй им затуманивать тебе рассудок и управлять телом. Ты понял?
– Да, – кивнул Корбан. – Думаю, понял.
– Отлично. Когда ты держишь свои переживания в узде, то продолжаешь мыслить, и это может спасти жизни многим людям. Для воина полезно уметь правильно оценивать расстановку сил на поле, прежде чем вступать в бой. Вот ты можешь побить Рэйфа?
– Пока нет, – пробормотал Корбан. – Но, думаю, после всего, что ты мне показал, я еще смогу попытать счастья в бою на мечах. Все равно у меня нет выбора. Я должен с ним сразиться – это дело чести.
– Выбор есть всегда. Иногда возможно отступить – и при этом сохранить достоинство. Знаешь, кроме битв на мечах и кулачных драк, можно ведь вести и словесные баталии. У слов есть особая сила. И все же, – добавил он, глядя на понурое лицо Корбана, – он старше и крупнее тебя, да и упражняется гораздо дольше. Так что ты неплохо себя показал. Если не брать в расчет твою рану. Матушка твоя ей не обрадуется.
– Знаю, – угрюмо буркнул Корбан.
* * *
– Что с тобой произошло? – спросила Гвенит, уперев руки в бока, когда Корбан сел завтракать.
Отец не отрываясь смотрел на него, а Кивэн не поднимала взгляд от своей тарелки с кашей.
– Упал, мам. Мне совсем небольно, это только кажется так.
– Надеюсь, – сказал Таннон, – ибо выглядит очень плохо.
Глубокий порез на щеке у Корбана, который не до конца покрывала коричнево-черная корка запекшейся крови, окружал огромный синяк.
Гвенит поставила на стол тарелку с медовыми пирожками и нежно прикоснулась к щеке сына.
– Не переживай, мам, все хорошо, – пробормотал он.
– Ты упал? – переспросила она.
– Да, мам. Спускались с Датом на взморье, лазали по камням. Они были мокрые, вот я и поскользнулся.
Гвенит погладила его по больному месту.
– Нужно быть осторожнее.
– Хорошо, мам.
Корбан еще долгое время сидел потупившись, но когда поднял взгляд, то увидел, что отец все еще смотрит на него.
– Мне бы не помешала твоя помощь в кузнице, только на одно утро, – сказал Таннон. Корбан кивнул, и вскоре они уже шли по мощенным камнем улицам Дун-Каррега. Когда дошли до кузницы, то молча занялись каждый своим делом. Буддай тем временем улегся у открытой двери.
Корбан поднял стенки горна, чтобы жар не растрачивался попусту, и приступил к разведению огня, высекая искры из кремня в небольшую кучку для растопки, состоящую из веток, соломы, сухого мха и древесных щепок. Когда огонь начал разгораться, мальчик плавно, но уверенно потянул мехи, и пламя жадно взметнулось вверх.
