Корбан постучал в дверь Брины, внутри услышал разговор на повышенных тонах. Дверь распахнулась, и в проеме появилось морщинистое лицо целительницы.
– Что еще? А, это ты, – прищурилась она, увидев Корбана. – Ну же, заходи, не стой на пороге. Почему бы и нет, ведь все так делают. Можно подумать, у меня тут Весенняя ярмарка.
Корбан вошел, не зная, уместно ли будет улыбнуться шутке целительницы. Буддай осторожно прошел следом за ним, нюхая воздух; Гроза спряталась между лап большого пса.
Посреди комнаты стоял худой седой старик. Корбан моргнул – он узнал Геба, хранителя знаний. Его глаза скользнули по мальчику, и старик удивленно поднял бровь, глядя на Брину.
– Мой ученик, – ответила она на молчаливый вопрос, махнув рукой.
Геб поднял другую бровь.
– Ученик, значит! Восхитительно. Как я уже говорил, здесь небезопасно, Брина. Никто не знает, как разбойник сбежал, кто ему помог и где он находится. – Хранитель знаний сел на деревянный стул, переплетя пальцы под подбородком. – Я о тебе беспокоюсь. Ты живешь одна, вдали от всякой защиты.
Лицо Брины изменило цвет – оно побагровело, словно у нее камень встал поперек горла и теперь она задыхалась.
– Небезопасно!.. – выдавила целительница. – Я и сама вот уже десятки лет неплохо себя защищаю, а он, поди ж ты, вдруг забеспокоился! – Она выплюнула это слово словно яд. – Достаточно того, что мне приходится мириться с болванами с острыми палками, что круглыми сутками торчат на пороге моего дома. Зачем мне жить в крепости, полной болванов? – Она улыбнулась без тени веселья в голосе. – А ты что, скучаешь по моей компании?
– По твоей компании? Ну ты и сказанула, женщина, просто воронам на смех! Да у меня от каждой минуты рядом с тобой по новому седому волосу появляется! – проворчал хранитель знаний, вышагивая по комнате.
У них над головами каркнул Краф. Геб посмотрел вверх – оттуда, с перекрытия, поблескивая черными бусинками глаз, за происходящим наблюдал потрепанный ворон.
– Ты все такая же упрямая, – проворчал Геб. – С возрастом люди становятся мягче.
– Ха! Это ты про себя сейчас сказал?
Геб поднял руку и вздохнул.
– Ты даже не подумаешь об этом? Знай я, что ты находишься под защитой крепости, я бы, может, и спал бы крепче.
– Дун-Каррег – это не мое. Я люблю деревья и траву, а не голые каменные стены.
– Подумай о том, что я сказал, Брина. В этом есть зерно мудрости, ты же знаешь.
– Ха! Мудрость. Да что ты вообще в ней смыслишь? – пробурчала целительница.
– Сдаюсь. – Геб поднял руки и шагнул к двери. – Будь осторожен, молодой человек, и не проводи с этой женщиной много времени, – сказал он Корбану. – Общение с ней вредит мужскому здоровью.
Дверь с треском закрылась, и Корбан с Бриной уставились друг на друга.
– Др-р-рянь человек, – проскрипел Краф.
Корбан отвел глаза, поежившись от взгляда целительницы. Вонн лежал на койке в соседней комнате. У него было бледное лицо, глаза запали, но жар его покинул.
– Что мне для вас сделать? – спросил Корбан.
– Сегодня я не нуждаюсь в твоих услугах – травы собирать не нужно. Зато постоянно нужно подметать. Да… И откуда только такая прорва пыли берется?
Корбан принес метлу.
– И смотри, как бы твой пес моего ворона не сожрал! – подозрительно поглядела Брина на Буддая – тот сидел не сводя глаз с Крафа, и из его пасти свисала нить слюны.
«Да он подавится», – подумал Корбан, но удержался от того, чтобы высказать эту мысль вслух. Он указал на место, и Буддай свернулся калачиком возле входной двери, а Гроза между тем забавлялась с его длинным ухом.
Вонн лежал на подушках и наблюдал за тем, как Корбан подметает в его комнате.
– Ты кое-что пропустил, – указал Вонн в угол. Корбан оставил его оклик без внимания.
– Эй, мелкий, я с тобой разговариваю.
Корбан посмотрел на него.
– Так-то лучше. Теперь давай вон там, под столом, – там еще не прибрано.
Корбан хмыкнул и подмел там, куда указывал Вонн. Он очень не хотел выполнять приказы Вонна, но Брина попросила его подмести, и он знал без тени сомнения, что, в какой части дома она бы ни находилась, целительница будет слушать.
В этот момент в комнату вошла Гроза, устав играть с Буддаем. Увидела жесткие прутья метлы, что пробегали взад и вперед перед ее мордой, и прыгнула на них. Рукоять метлы вырвалась у мальчика из пальцев, и Корбан засмеялся.
– В-в-вы! – воскликнул Вонн.
– Что? – повернулся Корбан. Вонн принял сидячее положение, его светлые волосы потемнели от пота, отдельные пряди прилипли к лицу.
– Это же ты был? В Баглуне? – Вонн перевел взгляд с Корбана на щенка.
– Да. И что из этого? – спросил Корбан.
– И ты смеешь приходить сюда и брать с собой вот это? – Вонн с укором ткнул пальцем в сторону Грозы.
– Да, так и есть.
– Тебе за многое придется ответить. Если бы я не был прикован к этой постели, я бы сам преподал тебе урок. Прямо сейчас.
– Я же не сделал ничего плохого, – заспорил Корбан.
– Ничего плохого? Так это не ты защитил зверя, который погубил кучу славных ребят и стал причиной моих мучений? По-моему, ты сделал много чего плохого. И когда я поправлюсь, я тебя найду – и ты за все расплатишься.
– Я не сделал ничего плохого, – повторил Корбан, чувствуя внутри себя борьбу гнева и страха. Он знал, что Вонн отлично владеет мечом.
– Мой отец бы с этим не согласился, – сказал Вонн.
– Что ж, а королева не согласилась бы с ним! – выпалил Корбан.
Они молча смотрели друг на друга, затем Корбан развернулся и бросил:
– Подметай свою комнату сам.
И вышел из помещения, а Гроза устремилась за ним по пятам.
Корбан начал подметать в другом месте и делал это так яростно, что вокруг него зависло облако пыли, но он даже не замечал. Брина сидела в кресле и корпела над какой-то книгой в кожаном переплете. Она также следила за Корбаном в окружающих его клубах пыли, но ничего не говорила.
Вскоре сквозь открытые окна послышался крик. Корбан побежал к двери, Брина двинулась следом за ним.
Дружинник, приставленный к Вонну, находился в дальней части поляны, обросшей по границе ольшаником. Корбан видел, что он размахивает копьем в воздухе и громко и радостно кричит. Вдалеке послышался топот лошадиных копыт.
Воин постоял там еще немного, теперь уже молча, затем повернулся и направился к ним.
– Что происходит? – спросил Корбан.
Воин посмотрел на него, но ничего не сказал.
