«Что скажет Мэррок? Все ли уже знают, что я позволил разбойникам сбежать?»
За ним вприпрыжку бежал Буддай, а Гроза тряслась у Корбана под мышкой. Мальчик отчаянно хотел вернуться в крепость как можно скорее и потому всю дорогу бежал без остановки, хотя то, что он мог обнаружить по возвращении, пугало его в такой же степени.
От известия, что Мэррок жив, у Корбана словно гора с плеч свалилась.
Брейт сдержал слово и отпустил заложника.
Или, быть может, Мэррок сбежал.
У него было так много вопросов.
Куда теперь идти? Наверняка Мэррока доставили прямо к Бренину. Но это было довольно давно. Достаточно давно, чтобы весть о возвращении Мэррока разошлась по крепости, а также чтобы Мэррок успел рассказать изрядному количеству народа обо всем, что произошло, включая причастность Корбана к побегу пленника.
Он поднял голову и увидел серую стену своего дома. Так вот куда вели его ноги! Дверь была открыта, в проеме стояла мама. Грудь начало сжимать, словно сердце увеличивалось в размерах, более не помещаясь в грудную клетку. Ему не нравилось, как мама на него смотрит – насупив брови, с плотно сжатыми губами и тревогой в глазах.
Гроза извивалась у него под мышкой, пытаясь вырваться. Он поставил ее на землю, и она побежала вперед вместе с Буддаем, проскользнув у Гвенит мимо ног.
Когда Корбан подошел к двери, мама не сдвинулась с места. Он остановился, медленно поднимал голову, пока их глаза не встретились. Гвенит протянула руку и провела длинными пальцами по его волосам, смахивая прилипшие ко лбу пряди.
– У тебя гость, – объявила она.
– Г-где? – заикнувшись, спросил Корбан, пытаясь посмотреть через ее плечо на кухню.
Гвенит отошла в сторону, несмотря на то что он продолжал стоять неподвижно. Ощущение было такое, будто он ступил на какой-нибудь из баглунских зыбунов.
– В саду, – сказала Гвенит.
Преодолев себя, он вошел на кухню и, даже не спросив, кто его ждет, направился к задней двери. Путь Корбана пролегал под гигантским боевым молотом его отца, что висел над дверью. Вместе с ним в закрывающийся проем протиснулась Гроза.
Мэррок сидел на пне у поленницы, глядя в его сторону, Кивэн молча стояла рядом с ним. У нее в руке был нож – скорее всего, когда приехал Мэррок, она упражнялась в его метании. Корбан на мгновение застыл, часто моргая от слепящего солнца, затем направился к воину. Когда Корбан подошел ближе, Мэррок поднялся на ноги. Он был бледен, шрам на его лице выделялся сильнее обычного. Спина и плечо были обмотаны повязкой. Мальчик и воин молча смотрели друг на друга, затем Мэррок жестом предложил Корбану сесть.
– Он сделал все, что мог, для тебя и для меня! – внезапно выпалила Кивэн. – Ты был бы мертв, если бы он повел себя по-другому!
– Тише, – сказал Мэррок, поднимая руку. Поморщившись, он сел на свое место и повернулся к ним обоим.
«Все равно защищает меня, хоть и считает, что я поступил неправильно», – подумал Корбан, с благодарностью глядя на сестру.
На них опустилось тяжелое молчание. Мэррок смотрел на брата с сестрой, Кивэн сердито глядела в ответ, а Корбан переводил взгляд с одного на другую.
– Я перед тобой в долгу, – произнес Мэррок; его ярко-голубые глаза впились в Корбана. – Ты спас мне жизнь.
Это было неожиданно. Тут же давление где-то между лопатками и основанием черепа как рукой сняло.
«Он меня не винит».
Но тут волна беспокойства захлестнула его с новой силой.
«Но кто еще знает?»
Корбан оторвал взгляд от воина и уставился на густую траву у своих ног. Он не знал, что делать, что говорить, а потому просто стоял и молчал.
– Как вы вообще там оказались? – спросил Мэррок. – У колодца?
Корбан пожал плечами, бросив взгляд на Кивэн. Брат и сестра спорили и об этом. Кивэн полагала, что они должны пойти прямо к Бренину и рассказать ему обо всем, в том числе о местонахождении потайной двери и подземных ходов под крепостью. Корбан думал иначе.
Он даже самому себе не мог объяснить, почему он так сильно хотел сохранить в тайне туннели. Мальчик знал только то, что об этом никому не стоит говорить, и поклялся: если Кивэн кому-либо проболтается, он заклеймит ее клятвопреступницей.
– Случайность, – пробормотал он.
Мэррок выдохнул и откинулся назад, переводя взгляд с Корбана на его сестру и обратно.
– Случайность? Что ж, Элион, должно быть, припас для меня какое-то важное задание, раз привел вас ко мне в тот самый миг.
Корбан снова пожал плечами. Сделал глубокий вдох.
«Лучше узнать сейчас, так или иначе».
– Ты кому-нибудь говорил? О нашей причастности?
– Да, парень. Говорил.
Корбан попытался сглотнуть, но во рту было слишком сухо. Вдруг горло словно пережало, стало трудно дышать.
«Что ж, будь что будет», – подумал он, пытаясь следовать совету Гара – дышать через нос, медленно и глубоко.
– Но об этом знают только король и мой дядя, – продолжил Мэррок. – По правде говоря, Бренин заставил нас поклясться, что о вашем участии никто больше не услышит.
На сад опустилась тишина, нарушаемая лишь легкими шорохами и ветром, что вздыхал меж ветками яблонь.
Корбан почувствовал волну облегчения.
– Вы смельчаки, каких еще поискать, – похвалил воин. – Вы оба. Гораздо смелее многих воинов, что я видел. Будь на то моя воля, ваши имена торжественно объявили бы с самых высоких башен, но у Бренина на этот счет другое мнение. Он уверен: если люди узнают о вашем участии, они могут неправильно это воспринять. Бренин не хочет, чтобы вы в ответ на свою храбрость получили презрение, а то еще и что похуже. Итак. – Он улыбнулся, отчего его шрам перекосился. – Давайте это останется нашей тайной. Вы-то кому-нибудь рассказывали о том, что произошло?
– Нет, – хором ответили Корбан и Кивэн.
– Вот и ладно. Пусть так оно и останется.
– Ты сбежал? – спросила Кивэн.
– Сбежал? Нет, дорогая моя. Как бы неприятно мне ни было это говорить, Брейт сдержал свое слово. Он отпустил меня на рассвете, как и обещал. – Мэррок поднял руку и провел ею по волосам. – Видели шрам Брейта? Что шел вот отсюда сюда. – Он приложил палец сбоку от левого глаза и медленно провел им до челюсти.
– Видели, – кивнул Корбан.
– Подарил ему этот шрам мой отец, Рагор. Так он мне сказал. Брейт много говорил о моем отце. – Мэррок замолчал, прикрыв глаза. – Они сражались в Темнолесье. Он сказал, что до моего отца ни один человек не касался его мечом. Брейт его и убил – в тот самый день в Темнолесье…
На мгновение лицо Мэррока исказило выражение полного отчаяния, но оно пропало так же быстро, как и появилось. Он выдохнул и снова улыбнулся.