Наличие в штабе главнокомандующего подобной атмосферы не могло привести к победе над врагом. Едва только русские полки ударили по врагу, как турки моментально обратились в повальное бегство. Момент для нанесения нового удара, который должен был привести к полному разгрому и уничтожению войск противника, был благоприятнейший, но этого не произошло. Сначала прибывшие к месту сражения батальоны молча, не получая приказа к атаке, смотрели на то, что творилось в рядах неприятеля, а когда турки пришли в себя, последовала команда на отступление.
Именно в этот день среди русских солдат и офицеров под командованием генерала Горчакова окончательно умерла вера в победу над врагом. Они все как один говорили, что Горчаков по происхождению чистокровный русак, а ведет себя как истинный пруссак.
Правдивость этих слов полностью подтвердили дальнейшие действия командующего Дунайской армией. Все время до момента своей отставки он только и делал, что сдерживал боевые порывы генерала Хрулева и подполковника Тотлебена, пытавшихся выбить турок с острова вблизи Силистрии и громивших огнем батарей позиции врага под Никополем. Несмотря на то что в обоих случаях русскому оружию сопутствовал успех и до полной победы оставался только один шаг, генерал не делал его, неизменно выговаривая им.
После очередной порции царского гнева Горчаков наконец перестал топтаться на месте и отдал приказ о форсировании Дуная. Однако и тут генерал не изменил себе. Местом вторжения на вражеский берег был выбран район дельты великой славянской реки, по той причине, что захват Добруджии не вызовет гнев австрийского императора, даже после того как русская армия под командованием генерала Лидерса успешно перешла через Дунай в районе Галада, Браилова и Измаила. Удар русских войск был такой силы, что турки бежали, не смея оказывать им сопротивление в открытом бою.
Преследуя противника, русские солдаты заняли крепости Мачина, Тульчи, Исакчи. Возникал благоприятный момент для нанесения удара по Силистрии, фортификационные укрепления которой еще не были полностью возведены. Захвати русские эту крепость, и путь на Балканы был бы открыт, но Горчаков упорно не желал одерживать побед. Ровно три недели с ружьем у ноги простояли русские полки, безучастно наблюдая за тем, как турки возводят свои оборонительные укрепления.
Горечь от откровенной трусости главнокомандующего вылилась в солдатском фольклоре. Теперь к почетному званию генерала Горчакова как истинного пруссака добавилось почетное звание настоящего турка. Говоря так, солдаты не знали всей правды жизни. Михаила Дмитриевича сломали не турки, а французы и англичане. Стоило их кораблям появиться у Кюстнеджи, как генерала обуял панический страх перед возможностью возникновения большой войны с ведущими армиями Европы. Страх настолько парализовал душу Горчакова, что даже гнев государя не смог подвигнуть его на действие.
Когда, раздосадованный бездумным топтанием на Дунае, император снял Горчакова с поста главнокомандующего армии и назначил на его место фельдмаршала Паскевича, луч надежды вновь забрезжил перед воинами Дунайской армии, но, как оказалось, ненадолго. Светлейший князь, победитель турок и персов, усмиритель горцев и поляков, единственный полный кавалер орденов Святого Георгия и Владимира, был серьезно болен. И болезнь эта заключалась не в теле семидесятилетнего полководца, а в его голове. Усыпанный званиями, деньгами, землями и поместьями, Иван Федорович из боевого, не страшащегося самого черта и смерти генерала, от упоминания имени которого бросало в дрожь турецкого главнокомандующего Омер-пашу, превратился в нерешительного царедворца. Вместо того чтобы, как и прежде, с блеском выполнять поставленные перед ним государем задачи, Паскевич стал выстраивать план боевых действий, который не должен был привести к дипломатическим осложнениям с соседями. При этом необходимо отметить, что сам государь его об этом не просил, справедливо полагая, что смелость и отвага убеленного сединами фельдмаршала помогут в реализации его честолюбивых замыслов.
Николай не стремился связать руки своему любимцу, которому при встрече, по приказу императора, войска оказывали такие же почести, как самому царю. Государь был искренне убежден, что старый воин совершит новое чудо на Балканах, как ранее его совершил фельдмаршал Дибич, но коварная болезнь прочно сковала руки Паскевичу. Прибыв на Дунай, фельдмаршал резко изменил план ведения войны, ранее составленный им самим и отправленный на ознакомление царю. Паскевич отказался от наступления на Белград, мотивируя это тем, что появление русских солдат на Дунае в этом месте вызовет гнев австрийского императора и даст повод к началу войны между двумя империями.
Как ни убеждал Хрулев фельдмаршала в ошибочности принимаемого им решения, предсказывая незамедлительное выступление сербов, Паскевич был неумолим.
– Наши военные действия в Сербии могут вызвать нежелательные последствия в отношениях между нами и Австрией. Глядя на сербов, могут восстать славянские подданные императора Франца-Иосифа, а после венгерских событий Вена боится любого мятежа нетитулованных народов как огня, – отрезал фельдмаршал. – Чтобы не дать ни малейшего повода Германии для разрыва с нами дипломатических отношений, необходимо полностью очистить территорию Малой Валахии и сосредоточить все наши силы в районе Силистрии. Наш переход Дуная в этом месте ни в коем случае не вызовет негативной реакции у Вены, так как болгар среди подданных австрийского императора нет.
Судьба сыграла злую шутку с прославленным воителем. Решив играть на чужом для него поле дипломатии, Паскевич мыслил устаревшими категориями большого европейского мира, который единым фронтом выступил против России.
Как ни пытался фельдмаршал удержать германские государства в состоянии нейтралитета, все было напрасно. Едва Англия и Франция предложили Вене и Берлину поддержать требование по очищению Дунайских княжеств, как немецкие монархи дружно изменили Николаю. Каждый из них имел свой камень за пазухой, расстаться с которым ни один из императоров не был готов, несмотря на родственные связи и долг чести.
Без малейшего угрызения совести правителя Австрии и Пруссии отвергли предложение Николая о сохранении нейтралитета в возникшем конфликте и поспешили заключить между собой союзный трактат, по которому обе страны обязывались защищать целостность владений друг друга, а также права и выгоды всей Германии. Исходя из него, требование Австрии об очищении Дунайских княжеств от русских войск автоматически становилось и требованием Пруссии.
Не будь Петербург в состоянии войны с Турции, он бы легко показал господам тевтонам, где раки зимуют. Для этого было достаточно сосредоточения на границе с немецкими государствами двух армий, и задор забияк быстро пошел бы на убыль, но у Николая не было такой возможности. Пользуясь тем, что все внимание России было сосредоточено на Дунае и Черном море, две германские шавки бесстрашно атаковали тыл русского медведя. Большую уверенность им добавлял тот факт, что французы и англичане в короткий срок сумели перебросить по морю свои войска из Европы. Воспользовавшись благами технического прогресса, европейцы удачно поставили шах русскому царю в самом начале новой большой войны Европы против России.
