Рано утром обходя морской берег, патрульные услышали со стороны Евпатории несколько глухих взрывов, вслед за которыми были явственно слышны громкие крики и ружейная пальба. Поскольку наших кораблей в этом районе не должно было быть, казаки сразу поскакали с донесением к Ардатову, оставив несколько человек продолжать вести разведку.
Вскоре сообщения стали поступать в Севастополь стремительным потоком, позволяя составить предварительную картину действий противника. Те глухие взрывы, что всполошили патрульных, произошли вследствие подрыва подводных минных заграждений, установленных нашими моряками на подходе к Евпатории после настойчивых призывов Ардатова к действиям по защите порта. С большим трудом Ардатов заставил Корнилова произвести постановку мин ранее присланных из Петербурга для апробации этого вида оружия. Из-за скрытого противодействия со стороны флотской верхушки вблизи Евпатории было выставлено всего только два минных букета вместо десяти, требуемых графом.
По иронии судьбы, на них подорвались два больших французских транспорта, перевозивших исключительно лошадей и малое количество пехоты. Французы, идущие под прикрытием утренних сумерек и легкого тумана, не разглядели сигнальные вешки, которыми русские моряки обозначили расположение подводных заграждений, и свыше пятисот лошадей погибли в результате подрывов кораблей противника.
Первыми из союзной армады к берегу подошли два дозорных винтовых корвета. Убедившись в отсутствии на берегу большого количества русских войск, они подали сигнал остальным кораблям эскадры и встали на якорь, наведя на берег стволы корабельных орудий. Сразу вслед за этим к берегу подошли два больших французских корабля, с которых началась высадка десанта. Желая свести к минимуму возможный риск при высадке своей пехоты, французы направили корабли не в саму Евпаторию, а произвели высадку у деревни Кюнтоуган, где морская волна была не столь высокой, как в акватории порта.
Вначале на берег было высажено около тысячи пехотинцев, которые сразу направились к Евпатории и после короткой стычки выбили из порта слабосильную команду егерей-тарутинцев. Егеря, несмотря на приказ Ардатова наблюдать за побережьем, попросту проспали десант и обнаружили неприятеля, только когда французская пехота показалась на окраине городка.
Это, впрочем, не помешало тарутинцам исполнить другой приказ графа и запалить шнуры фугасов, заранее расположенных в казенных каменных строениях города. Руководствуясь указом об обязательном уничтожении всего, что могло бы пойти на пользу врагу, полученным от государя перед отъездом в Севастополь, Ардатов настоял на минировании части зданий в Евпатории, несмотря на неприкрытый скепсис князя Меншикова.
Однако прежде чем в Евпатории загрохотал прощальный салют, другой салют состоялся на море. Убедившись, что в районе порта нет крупных сил противника, французские корабли устремились в саму Евпаторию, и в числе первых шли транспорты с кавалерией.
Выставленные к приходу непрошеных гостей минные букеты в одно мгновение разнесли крепкие борта и днища транспортников врага, и через полученные пробоины в трюмы с ревом устремилась морская вода. Ее напор был столь быстр и стремителен, что корабли были обречены уже с первых минут после взрыва. Никакие помпы, никакие самоотверженные действия экипажа не могли противостоять силе рвущейся внутрь судов воды. Уж слишком огромны и значительны были разрушения корабельных корпусов.
Едва только стало ясно, что транспорты обречены, как команда стала поспешно покидать их, предоставив лошадям спасаться самостоятельно. Картина, которую наблюдали французские солдаты с других кораблей, была воистину достойна названия морского апокалипсиса.
Почувствовав смертельную угрозу, бедные животные стали хаотично метаться от одного борта тонущего судна к другому, оглашая морские просторы оглушительным ржанием. Некоторые из них, не дожидаясь, когда судно погрузится в воду, стали стремительно прыгать за борт и зачастую гибли от удара о воду.
Опасаясь новых взрывов подводных мин, ни одно из судов не рискнуло прийти на помощь терпящим бедствие товарищам, наоборот, они стали дружно отходить дальше, ценя превыше всего собственную безопасность.
Вскоре один из поврежденных транспортов стал грузно заваливаться набок, и брошенные на произвол лошади посыпались в море с накренившейся палубы, подобно гороху. Неубранные паруса на мачтах, многочисленные ванты и канаты тонущего корабля безжалостно хватали тех немногих лошадей, что сумели выплыть на поверхность и, подобно огромному осьминогу, тащили их вслед за собой на дно.
Другой транспорт погружался на нос не столь быстро, как его товарищ по несчастью, но это мало чем помогло обреченным на гибель животным. Теряя ровную опору под ногами, они неотвратимо съезжали по наклонной палубе в воду, навстречу своей неминуемой смерти.
Прошло некоторое время и, встав на попа, корабль стал быстро тонуть. И снова подобно огромному сачку он накрыл развернутыми парусами барахтавшихся в воде лошадей и топил, топил, топил тех, кто не успел отплыть от него подальше.
Те животные, которые сумели избежать коварной парусиновой ловушки и отплыли в сторону, только отсрочили свою гибель. Поднявшаяся волна не позволила ни одному из них достигнуть спасительного берега. Все они утонули в морских пучинах.
После этого почти целую неделю тела погибших лошадей плавали у берегов Евпатории, напоминая союзникам о разыгравшейся трагедии. Впрочем, к тому времени потеря части кавалерии не так уж сильно занимала маршала Сент-Арно и лорда Раглана.
Вслед за взрывами на море, по прошествии некоторого времени, раздались взрывы и на суше. С ужасом смотрели со своих кораблей французы, как один за другим рушились каменные здания маленького городка, как стремительно запылали пакгаузы и прочие портовые сооружения Евпатории. Ярко-рыжий огонь неудержимой рекой разбегался по городским строениям, наполняя морской воздух густыми клубами черного едкого дыма. Утренний бриз быстро доносил до вражеской эскадры эту гарь, которая щедро осаждалась на белых парусах чужестранных кораблей. Так неприветливо встречала врага русская земля.
Узнав о высадке противника, Меншиков не предпринял ни одной попытки атаковать французов, приказав своим войскам занять позиции на реке Альме, где, по замыслам светлейшего князя, должно было состояться генеральное сражение.
В течение всего дня французские и турецкие солдаты беспрепятственно высаживались на берег. Никто не атаковал их ни с суши, ни с моря, и это сильно усыпило их бдительность. Посчитав, что подводные минные заграждения – это единственный ответ русского войска на их появление под Евпаторией, французы успокоились. Все суда, прибывшие из Варны и не успевшие разгрузиться до наступления темноты, встали на якорь под прикрытием всего двух английских винтовых корветов.
У Ардатова и его команды охотников, в отличие от всего остального гарнизона Севастополя, известие о появлении противника под Евпаторией вызвало радость и облегчение от осознания своей правоты. В то время как генералы и адмиралы Севастополя взволнованно совещались, как быть и что делать, охотники графа Ардатова были строги и спокойны от осознания своего наступившего звездного часа.
