Вслед за покойным маршалом награды щедрым дождем полились и на остальных участников похода. Их награждали за мужество при высадке десанта, за победу в сражении на Альме, за мужественный переход крымских гор, а также за взятие Балаклавы. Последнее решение моментально вызвало глухой ропот в рядах английских солдат, считавших хвастаться победой над малочисленным противником не совсем достойным делом. Это, впрочем, несильно потревожило совесть французского владыки, он твердо держался принципа делать хорошую мину при не очень удачной игре, а лучшим средство для военных чинов всегда были награды, тем более что по большому счету их было за что награждать.
В русском стане положение было далеко не столь блестящим, как бы того хотелось царю и его окружению. Поражение на Альме было холодным душем для «шапкозакидателей» типа генерала Калмыкова, которые жили исключительно иллюзиями войны 1812 года. Все, и в первую очередь император, увидели, что русский генералитет не совсем готов к войне с такими сильными соперниками, как Франция и Британская империя.
Скромным светлым пятном на темном фоне крымских неудач была смерть французского маршала Сент-Арно. Погиб самый талантливый и наиболее энергичный из всех союзных военачальников. Обладавший неоспоримым авторитетом как среди французских, так и среди английских генералов, Сент-Арно вполне заслуженно именовался среди своих товарищей «последним кондотьером», что как нельзя лучше и полнее характеризовало его.
Как только в столице стали известны все подробности смерти французского маршала, государь решил немедленно отметить это событие, несмотря на подковерную возню Меншикова и Нессельроде. За свое усердие на море и на суше граф Ардатов был награжден орденом Владимира I степени и десятью тысячами рублей, к огромному недовольству его скрытых и явных государственных завистников.
Для Ардатова, как, впрочем, и для всего Севастополя, это было единственным радостным известием. Светлейший князь Меншиков, несмотря на бездарное поражение в битве на Альме, все же сохранил за собой пост командующего русскими войсками на юге России и продолжал бездарно управлять ими. К огромному сожалению графа, император Николай не был готов к радикальным изменениям в руководстве армии.
К высокой оценке своих деяний сам Михаил Павлович отнесся вполне спокойно. Когда Ардатов узнал о своем награждении столь высоким орденом, то немедля отписал государю, что тот чрезмерно балует его своим вниманием, забывая при этом об истинных героях войны, без которых все замыслы Ардатова остались бы на бумаге. К письму были приложены подробный рапорт и список особо отличившихся охотников добровольцев с описанием их подвигов.
Пока данное представление на севастопольских героев дожидалось своего высочайшего рассмотрения в Петербурге, Михаил Павлович решил сам лично произвести награждение охотников, благо его положение и звание вполне позволяли сделать это. Поэтому, собрав в своей резиденции всех участников рейда на врага, граф от своего лица поблагодарил всех за службу и выдал наградные деньги каждому из охотников, включая и погибших. Благо имеющиеся в его распоряжении казенные суммы позволяли это сделать незамедлительно, не дожидаясь указаний из Петербурга.
Глава IV
Испытание на прочность
Темные октябрьские тучи, нависшие над Севастополем, принесли с собой первые осенние холода этого года. Плотными густыми рядами висели они над осажденным городом, как бы являясь природным отражением того опасного положения, в котором оказалась русская твердыня. Несмотря на потери, понесенные союзниками в ходе их продвижения к Севастополю, благодаря хорошо налаженному морскому сообщению через Стамбул с метрополией, армия европейской Антанты представляла собой грозную силу.
Едва только французы и англичане получили в свои руки удобные для корабельных стоянок Камышовую и Балаклавскую бухту, к ним нескончаемой вереницей двинулись транспортные корабли коалиции. Пользуясь вынужденным бездействием русского флота, они спокойно приближались к крымским берегам и высаживали из своих трюмов новых солдат, взамен всех тех, кто был убит, ранен или сражен болезнью.
Вслед за солдатами с кораблей Антанты выгружались тяжелые осадные орудия, для которых вокруг Севастополя руками нещадно эксплуатируемых турецких солдат возводились батареи по всем правилам осады того времени. Понеся первые потери в войне с русскими, Наполеон III не собирался отказываться от своих планов по полному разгрому и расчленению России. Посылая на восток свежее пополнение, французский император требовал от заменившего Сент-Арно генерала Канробера самых решительных действий по отношению к Севастополю, который был ключом не только к Крыму, но и всему югу России.
Как всякая морская крепость, Севастополь был прекрасно защищен от удара врага со стороны моря, но совершенно беззащитен перед нападением противника с суши. Не сумевшему предотвратить высадку неприятеля в Евпатории крепостному гарнизону предстояло выдержать смертельный экзамен на право своего дальнейшего существования. Благодаря неуемной энергии майора Тотлебена, вокруг черноморской цитадели шло ускоренное возведение оборонительных укреплений, которые должны были прикрыть ее от нападения с тыла. За короткий срок Севастополь опоясался плотным кольцом обороны, состоявшей из нескольких линей траншей, окопов и люнетов. Не покладая рук днем и ночью, севастопольцы сумели возвести на суше новые бастионы и батареи, на оснащение которых шли орудия, снятые с затопленных в бухте кораблей. Вместе с пушками на сушу отправились и моряки, чтобы совместно с солдатами гарнизона отстоять свой город. Все они были готовы биться за Севастополь до конца, но после неудачи на Альме никто не был уверен, что крепость сможет устоять под напором захватчиков.
Не было такой твердой уверенности и у графа Ардатова, который, подобно трем севастопольским адмиралам, почти каждый день совершал поездки по рубежам обороны, желая доподлинно знать о состоянии дел в реальности, а не на бумаге. Он, так же как и руководители обороны Севастополя, не предполагал, что до конца года враг сумеет не только восстановить свои силы, но и будет готов к штурму крепости, ожидавшемуся со дня на день.
Недавно захваченный в плен во время ночной вылазки русских охотников майор Ожеро на допросе дал весьма откровенные показания о положении дел в стане противника. Пленник честно и откровенно рассказал о тех трудностях, которые испытывали войска коалиции, осаждая Севастополь. С дрожью в голосе Ожеро говорил о постоянной нехватке провианта во французском войске, несмотря на регулярный подвоз съестных припасов из Стамбула, об ужасных условиях проживания солдат и офицеров в летних походных палатках, об отсутствии шанцевого инструмента для сооружения батарей, о нехватке лошадей и повозок для перевозки снаряжения с берега моря к передовым позициям. Однако больше всего солдаты противника страдали от инфекционных болезней. Вслед за балканской чумой, безжалостно терзавшей союзников в Варне, лагерь неприятеля посетила крымская дизентерия. Этой болезнью в той или иной форме болела вся союзная армия, включая даже самого английского фельдмаршала лорда Раглана. Именно дизентерия заставила гордого продолжателя славы герцога Веллингтона отказаться от поста командующего силами коалиции в пользу генерала Канробера.
