– Конечно, наступать, Михаил Дмитриевич! Тут двух мнений быть не может, – убежденно произнес Ардатов, азартно склонившись над картой боевых действий.
– А где и какими силами предлагаешь наступать? – хитро спросил Горчаков. – На Федюхинские высоты, как предлагает Реад, или от Корабельной стороны, за что стоят Хрулев и Васильчиков? Скажу сразу, на оба варианта наступления у нас мало сил. Может, стоит подождать подхода курского ополчения и двух свежих полков в середине августа?
– Нет, – решительно произнес Ардатов, – курское ополчение и свежие полки нам понадобятся для других дел, а пока мы вполне сможем обойтись и своими силами.
– Как?! Побить французов нашими силами?! Да ты шутишь, Михаил Павлович? – воскликнул князь.
– Ну, насчет французов я пока этого не могу с уверенностью сказать, а вот что касается турок в Евпатории, то этот зверь нам вполне по зубам, – пояснил свою мысль Ардатов.
– Да там сорок тысяч солдат во главе с Омер-пашой, плюс английские офицеры и союзный флот. Я столько солдат дать не смогу, – убежденно сказал командующий. – А вдруг неприятель решит штурмовать наши позиции на Корабельной стороне? Ты об этом подумал?
– Для этого дела, думаю, хватит десяти тысяч.
– Да так ли?
– Так.
– Тогда, может, и сам за это дело возьмешься? – коварно спросил Горчаков, у которого от напряжения в горле перехватило: неуемный Ардатов сам лез в хитро расставленные генералом сети.
– Могу и я, если хочешь, Михаил Дмитриевич, но только вот цену запрошу хорошую.
– Какую цену? – насторожено спросил Горчаков, усиленно перебирая в голове различные варианты.
– Дашь пушек столько, сколько скажу, и две нормы пороху к ним. Да продовольствия двойную норму.
– Да ты, граф, меня без ножа режешь! У нас пороху всегда в обрез было. Вот только если у твоих друзей адмиралов позаимствовать, с кораблей?
– Не прибедняйся, Михаил Дмитриевич! Пороха скоро нам в достатке подвезут, об этом мне доподлинно известно. Так что не останешься ты без огневого запаса, – уверенно сказал Ардатов, но Горчаков только озабоченно покачал головой. – Да ты, никак, в моем слове сомневаешься, князь? Я что, порох для развлечений беру или чтобы французу продать, подобно некоторым подлым душам, которые врагу за нашими спинами корпию отпускают? – возмутился Ардатов.
От этих слов Горчаков сильно смутился. Он ничего не слышал о корпии, но быстро догадался, что разговор идет о новом графском разоблачении, и его передернуло.
«Наверное, только и пишет государю о творящихся здесь у меня беспорядках. Можно подумать, что у других командующих меньше воруют, – с горечью думал про себя генерал. – А что если действительно дать ему то, что просит, да и отправить на Евпаторию? Это он хорошо придумал, и главное, все мне на руку. И свое войско в целостности сохраню, и господам патриотам рот заткну. Царев посланник так захотел, вот и ешьте. А как обгадится в Евпатории господин граф, так гонору у него сразу поубавится, и не будет всюду совать свой нос. Решено, так и сделаю».
Горчаков изобразил на своем лице глубокое раздумье, как и подобает высокому государственному мужу, и выждал паузу.
– Я твоему слову, тезка, полностью верю и потому дам то, что просишь, но только тебе, если лично поведешь войско на Евпаторию, – наконец заговорил он, стремясь отрезать Ардатову пути к отступлению.
Но царский посланник и не пытался увильнуть в сторону.
– Договорились, – коротко сказал он, к тайной радости командующего.
– Вот и славно! Тогда мы это дело на завтрашнем совете утвердим окончательно, если ты, конечно, не против этого.
– Нет, Михаил Дмитриевич, я не против.
Так было положено начало евпаторийской операции, вся ответственность за подготовку которой полностью ложилась на плечи Ардатова.
Затевая нападение на Евпаторию, которую союзники обороняли исключительно силами сорокатысячного корпуса Омер-паши, Михаил Павлович, по сути дела, не изобретал ничего нового. Напасть на самую слабую часть войск антирусской коалиции в свое время планировал светлейший князь Меншиков, но в связи с его отставкой с поста командующего Крымской армией в декабре 1854 года идея так и осталась нереализованной. Ардатову о ней рассказал один из офицеров штаба армии, увидевший в государевом посланнике человека дела, а не пустых разговоров. Графу задумка понравилась, и, когда появилась возможность, он приступил к ее реализации.
В качестве главного исполнителя своих замыслов Ардатов выбрал полковника Попова, того самого, о котором он сам лестно отзывался в разговоре с императором прошлой зимой. Полковник действительно был способным человеком, но мышиная возня вокруг него сначала со стороны Меншикова, а затем и Горчакова не давала ему возможности проявить свои воинские таланты.
Когда Ардатов сказал полковнику о своем намерении поручить ему штурм вражеских укреплений Евпатории, Попов вспыхнул от радости и сразу же принялся разрабатывать план военных действий, чем очень сильно порадовал графа. Возложив всю черновую работу на плечи помощника, Ардатов занялся организацией разведки, от которой, по его твердому убеждению, зависела половина всего успеха в предстоящей операции. С этой целью граф направил к Евпатории казачьих разведчиков, поручив пластунам уточнить расположение турецких укреплений и вести непрерывное наблюдение за всеми действиями врага. Желая достоверно знать все, что творится внутри города, Михаил Павлович обратился за помощью к местным грекам. У них в Евпатории остались многочисленные родственники, которые страшно недолюбливали турецких оккупантов, жестоко притеснявших их по любому поводу. Все они были готовы к активному сотрудничеству с русскими и только ждали возможности отомстить своим обидчикам.
Вскоре Ардатов получил все нужные ему сведения, благодаря которым план наступления полковника Попова был подвергнут серьезной коррекции. Так, стало известно, что ранее пустовавший ров перед турецкими позициями неприятель наполнил водой, а ширина его была несколько больше, чем это значилось в прежних донесениях разведки.
Все приготовления русских к штурму Евпатории остались для врага тайной за семью печатями, в то время как сам Ардатов получал из стана врага самые свежие данные. Перед самым штурмом города выяснилось, что десять тысяч турецких пехотинцев срочно погрузились на корабли союзников и были вывезены из Евпатории, предположительно в Севастополь. Узнав об этом, Ардатов и Попов обрадовались. Сама судьба явно благоволила их планам.
Было пять часов утра, когда русские войска, скрытно приблизившиеся к турецким позициям, обрушили на врага шквальный огонь из полевых орудий и штуцеров. Извлекая уроки из прошлых неудач, Ардатов создал специальные штуцерные отряды, главной обязанностью которых являлось уничтожение орудийной прислуги противника, находясь вне зоны огня вражеских орудий.
С ужасным воем и грохотом обрушились русские ядра на вражеские позиции, вызвав сильную панику среди мирно спавших турок. С громкими криками и стенаниями метались турецкие солдаты под огнем канониров подполковника Гофмана, но стеки британских инструкторов быстро навели порядок в их рядах, и вскоре противник открыл ответный орудийный огонь.
