– Но австрийцы могут свободно рассчитывать на мою военную помощь. Пусть откроют границы, и мои дивизии, устремившись на освобождение Польши, снимут с них как прусскую, так и русскую угрозу! – запальчиво воскликнул император, пропустив мимо ушей намек сводного брата.
– Луи, мне ты можешь не говорить тех слов, которые с таким восхищением слушают парижские поляки. В отличие от них, я хорошо знаю, что у нас нет и в ближайшем будущем не предвидится такого количества солдат, чтобы совершить этот освободительный поход. Кроме того, мы с тобой прекрасно знаем, что польский поход – это скорее уловка, которая должна напугать Николая, а не реальный план.
– И это говоришь мне ты, мой брат! Тот, с кем мы так много сделали для возрождения империи и нашего дома! – горько молвил император, но Морни не обратил на эти слова никакого внимания.
– Да, это говорю тебе я, поскольку нет на свете другого человека, кроме меня, который желал бы большего успеха твоим делам. Так уж распорядилась судьба, что на мою долю всегда выпадает необходимость одергивать твою пылкую и увлекающуюся натуру ради пользы общего дела. Я закрыл глаза на твое страстное желание поквитаться с русскими, используя грубую промашку Николая в отношении Турции, но время показало мою правоту в этом вопросе. Мы имеем множество мелких побед при полном отсутствии успеха в главном – победы над русскими. Согласись, мой дорогой брат, что вместо нынешнего дорогостоящего кровопускания в Крыму было бы куда приятней получить свой кусок турецкого пирога в виде Туниса, Крита, Сирии и контракта на постройку Суэцкого канала.
– Ладно, бог с ними, австрийцами, они уже сыграли свою роль в устрашении Николая, однако он все равно будет должен отдать мне что-то взамен Севастополя. Иначе меня не поймут французы, – продолжал упорствовать император, и брат не стал с ним спорить.
– Как все большие события в истории порой зависят от капризных случайностей! – задумчиво вздохнул граф Морни.
– Это ты о чем? – переспросил его собеседник.
– О той злополучной телеграмме, которую прислал тебе русский царь после провозглашения тебя императором. Назови он тебя тогда не месье, а братом, и между вами не разгорелась бы та вражда, которую так ловко поддерживают сейчас англичане. Тогда бы вы смогли спокойно поделить наследство «больного человека», а не воевали бы между собой на радость британцам.
– Ах, не начинай, Шарль! – недовольно буркнул император.
Но хорошо знавший своего брата граф видел, что подобные мысли уже не раз приходили на ум дорогому Луи.
– Благодаря союзу между нашими державами мы безо всякой опаски и затруднений смогли бы переместить нашу западную границу к берегам Рейна и получить в вечное владение всю Ломбардию, без всяких оглядок на Пруссию, Австрию и даже Англию, – продолжал развивать свою мысль граф.
– Замолчи, змей-искуситель! – гневно воскликнул император.
– Как прикажете, ваше величество! Но ты сам прекрасно знаешь, что за моими словами стоит реальная основа, а не эфемерные проекты, которыми так обильно в последнее время кормили тебя британцы.
Братья помолчали, дав возможность разуму возобладать над эмоциями, и затем продолжили беседу.
– Так ты сможешь наладить реальный канал для переговоров? Зять Нессельроде совершенно не годится для этой цели, поскольку господин канцлер уже не обладает той степенью влияния на русского царя, которой обладал прежде, – примирительно сказал Наполеон.
– Конечно, ты прав, это не тот случай. Скорее всего, нужно будет выйти на Горчакова. Он сейчас в явном фаворе у Николая, по крайней мере по дипломатической линии, – высказал свою мысль Морни.
– Ты хорошо знаком с ним?
– Да, в начале прошлого года встречались в Вене на приеме у Констанции Хорни. Мы обменялись мнениями об условиях, при которых было возможно заключение перемирия. У нас наметился определенный прогресс, Горчаков высказывал твердое убеждение, что русский император согласится на принятие четырех основных требований, но никогда не пойдет на территориальные уступки. Правда, были некоторые варианты решения этой проблемы, но неожиданно по приказу Нессельроде Горчаков был отозван домой, и все закончилось ничем.
– Тогда, Шарль, поезжай в Берлин и попытайся узнать у него, каковы виды русского императора на заключение мира.
Этим тема беседы была полностью исчерпана, и граф Морни поспешил откланяться, чтобы немедленно приступить к исполнению повеления своего императора. Как бы ни был уверен Луи Наполеон в своих солдатах, он хорошо помнил слова своего великого дяди о невозможности сидеть на штыке и понимал, что рано или поздно нужно будет заключить с противником мир.
Пока братья Богарнэ вели государственные разговоры, на Лионский вокзал столицы вместе с толпой пассажиров с юга прибыл ничем не примечательный итальянец с документами французского подданного Джузеппе Ковальи. В это время в Париже было много итальянцев, устремившихся в столицу Второй империи в поисках лучшей жизни.
К господину Ковальи у парижских полицейских никаких претензий не было, и потому он без особых проблем легализовался в столичных трущобах, устроившись работать плотником. Эта работа была вполне знакома тридцатишестилетнему революционеру Феличе Орсини – так на самом деле звали приезжего. Всю свою жизнь этот человек посвятил только одной цели: объединению итальянских земель в единое государство и провозглашению в ней республиканского правления. Главным препятствием на пути этого священного дела итальянских революционеров были австрийцы, оккупировавшие часть северной Италии, и римский папа, чьи владения находились в центральной части полуострова.
Если с австрийскими войсками итальянские карбонарии ничего не могли поделать, то возможность изменить положение дел в отношении римского понтифика у них имелась. Нынешнего наместника святого Петра активно поддерживал французский император, следуя примеру своего дяди. Французские штыки охраняли границы папских владений, на французские деньги римский властитель содержал свой двор и укреплял влияние среди европейских стран. Достаточно было только устранить новоявленного императора «всех французов», как проблема с папством, этим вечным тормозом на пути объединения страны, была бы немедленно решена. Как говорится, нет человека, нет и проблемы.
Так думал Орсини, так думали многие итальянские вольнодумцы, принадлежавшие к различным политическим течениям. И это обстоятельство умело использовала тайная полиция кайзера Франца. Всячески поддерживая мнение карбонариев относительно отрицательной роли Наполеона в процессе создания новой Италии, австрийцы старались не столько отвлечь внимание революционеров от своих итальянских владений, сколько их руками устранить опасного нарушителя европейского равновесия. Таковы были нравы большой политики того времени.
Глава II. Жаркая осень 1855 года
Предгорья отрогов Тянь-Шаня, за снежными шапками которых скрывалось сердце Кокандского ханства – Ферганская долина, – встречали русские войска своей обыденной для августа жарой. В России уже заканчивалось лето, а в здешних местах не было даже намека на скорый приход осени. Многочисленные фруктовые сады щедро дарили людям свои плоды в награду за их кропотливый труд. Такое огромное количество всевозможных фруктов и овощей было в диковинку не только русским солдатам, но и многим офицерам, привыкшим питаться капустой, репой, огурцами, яблоками и всевозможными ягодами.
