Уже оставалось всего тридцать шагов до траверса, за которым находились французы, когда Хрулев получил пулевое ранение. Вражеский свинец полностью оторвал ему палец на левой руке. Превозмогая боль, генерал сделал еще несколько шагов вперед, но разорвавшаяся рядом с ним граната контузила его в голову. Хрулев упал. Бежавший рядом с ним ординарец, штабс-капитан Павлов, едва успел подхватить потерявшего сознание генерала на руки, но сам получил тяжелое ранение в плечо. Страдая от сильной боли, он смог вынести раненого командира из-под огня противника. И тем спас ему жизнь.
К этому времени был ранен командир Ладожского полка, полковник Галкин, и убиты все его старшие офицеры. Лишившись своих командиров, солдаты сразу остановились и отошли под непрерывным огнем зуавов. Став позади горжи, за траверсами или укрывшись за развалинами строений, они вступили в перестрелку с противником, не имея возможности преодолеть открытое пространство, отделявшее их от цели.
Приняв от Хрулева командование резервами Корабельной стороны, генерал Лысенко немедленно бросил на штурм кургана несколько рот своей дивизии, часть Ладожского полка и часть курского ополчения. Но и эта атака была отбита французскими стрелками, а генерал смертельно ранен примерно на том же месте, что и Хрулев.
Место погибшего Лысенко занял генерал Юферов. Он смог быстро перестроить основательно потрепанные в прежних атаках батальоны резерва и в третий раз повел их на штурм кургана.
На этот раз фортуна была чуть благосклоннее к русским солдатам. Преодолев по узкому мосту насквозь простреливаемый врагом ров, наши солдаты ворвались в узкий проход в горже бастиона. В этом узком пространстве шириной в шесть шагов завязалась жестокая рукопашная схватка, которая обернулась для русских солдат полной катастрофой. Не имея возможность быстро ворваться внутрь укрепления, они вынуждены были толпиться у прохода, поражаемые в упор выстрелами засевших на траверсах зуавов.
Мало кто из храбрецов вернулся обратно. Почти все они сложили свои головы либо от вражеских пуль, либо от сабель и штыков врага. Сам генерал Юферов, находясь в голове своей колонны, был окружен неприятельскими солдатами. На предложение сдаться он ответил ударом сабли и пал геройскою смертью.
Почти в одно время с ним был смертельно ранен один из отважнейших русских офицеров флигель-адъютант Войков. Собрав несколько охотников, он повел их на курган со стороны батареи Жерве и пал, сраженный пулей в грудь навылет. Капитан-лейтенант Ильинский, после смерти генерала Юферова возглавивший войска, штурмующие курган, попытался атаковать неприятеля со стороны куртины; но и здесь все усилия храбрецов были напрасны. Оттеснив подальше расстроенные остатки русских войск, зуавы стали спешно загораживать горжевой проход телами павших солдат как единственным подручным средством.
К трем часам пополудни к кургану по приказу Горчакова по мосту с Северной стороны подошли свежие силы: Азовский, Украинский, Одесский и резервный Смоленский полки. Вслед за ними, узнав о ранении Хрулева, прибыли сам главнокомандующий и граф Ардатов.
Еще до их прибытия генерал-лейтенант Мартинау, получивший командование над всеми войсками в Корабельной стороне, повел на штурм Малахова кургана Азовский и Одесский полки. Эти малочисленные, но закаленные в боях воины двинулись на штурм без единого выстрела, под барабанную дробь.
Но и на этот раз все усилия храбрых бойцов остались безуспешны. Вновь в узком проходе горжи завязалась отчаянная рукопашная схватка. Перебираясь через горы трупов, русские солдаты уже ворвались внутрь бастиона, но в самый ответственный момент генерал Мартинау был смертельно ранен штуцерной пулей, что и повлияло на исход сражения. Лишившись командира, солдаты дрогнули, потеряли драгоценные секунды и были отброшены за горжевой ров, потеряв часть товарищей.
Ни Мак-Магон, ни Пелисье еще не были окончательно уверены в своем успехе. В это самое время судьба Севастополя висела на волоске. Но не от врага исходила главная угроза для защитников черноморской твердыни, а от их же собственных командующих. Едва только стало известно о смерти генерала Мартинау, как Остен-Сакен стал настойчиво предлагать оставить Южную сторону. Ведь главный пункт обороны – Малахов курган – был окончательно потерян для защитников. Горчаков придерживался того же мнения, но не торопился высказаться в поддержку Остен-Сакена, справедливо опасаясь возражений Ардатова.
Не будь в Севастополе царского посланника, князь с чистой совестью отдал бы приказ об отходе на Северную сторону, как он того давно желал. Однако, зная характер Михаила Павловича, главнокомандующий терпеливо выжидал дальнейшего развития событий.
– Не вижу особых причин для оставления наших позиций! – резко осадил Остен-Сакена Ардатов. – Даже если не сможем отбить у врага бастион, оборону Корабельной стороны мы можем успешно держать и далее. Однако возвращение Корниловского бастиона я считаю первейшей задачей, стоящей перед нами сейчас.
– Да сколько можно солдатской кровушки проливать за эту высоту, Михаил Павлович! Не лучше ли их сберечь для других дел? – пафосно воскликнул Дмитрий Ерофеевич и осекся под неприязненным взглядом графа.
– У вас, генерал, видимо сильно шалят нервы, раз вы позабыли, что эта наша с вами прямая обязанность – проливать за царя и Отечество свою и чужую кровь. И мы попросту не имеем права жалеть ни солдат, ни себя в тот момент, когда враг топчет нашу землю. Если вы считаете, что сейчас вот так запросто можно взять и отдать неприятелю наши бастионы, то я настойчиво рекомендую вам немедленно подать в отставку и отправиться на лечение, чтобы успокоить расшатавшиеся нервы!
– Михаил Павлович! – попытался обуздать его Горчаков.
Но граф не желал останавливаться:
– Если господин генерал так сильно печется о солдатских жизнях, то пусть подойдет и посмотрит на солдат, что стоят у Малахова кургана и требуют, чтобы их вели на штурм бастиона!
– Не желаете ли тогда вы принять командование над войсками Корабельной стороны и отбить у неприятеля Корниловский бастион?! – гневно воскликнул князь, упорно цеплявшийся за вариант отхода на Северную сторону. Говоря эти слова, Горчаков пытался осадить не в меру зарвавшегося посланника, но Ардатов не привык отступать.
– Разрешите принять командование? – холодно отчеканил граф, глядя прямо в глаза собеседнику.
Горчаков, не ожидавший такого поворота, судорожно проглотил в горле сухой комок и, постаравшись достойнее вывернуться из щекотливого положения, быстро произнес:
– Как вам будет угодно, Михаил Павлович.
Ардатов молча кивнул головой и, повернувшись через левое плечо, быстро покинул командующего. Едва только дверь закрылась за графом, как волна липкого страха накрыла Горчакова. За смерть Михаила Павловича государь с него спросит гораздо строже, чем за гибель Корнилова, Истомина или Нахимова.
– Каков наглец, ваше высокопревосходительство! – не вовремя подал голос Ерофеич. Князь оборвал его громким криком, вперив в генерала разгневанный взгляд:
– В отставку! На лечение! Шагом марш!
