Когда Ардатов прибыл к кургану, на землю опускались сумерки. К этому времени французы уже основательно укрепились на редуте и сверху непрерывным огнем обстреливали подходы к укреплению, стремясь отбить у русских желание вновь идти на штурм бастиона.
Притаившись за разбитой стеной дома, Михаил Павлович в подзорную трубу внимательно разглядывал тыловой ров с узким мостиком, заполненный павшими солдатами, а также горжевой проход, забитый телами русских и французов.
Охваченные азартом боя и ненавистью к противнику, многие солдаты, стоявшие на подступах к кургану, требовали немедленно вести их в бой.
– Ваше превосходительство! Михаил Павлович! Веди нас на проклятого врага, спасу нет глядеть на их знамена на нашем бастионе! – возбужденно кричали они Ардатову, позабыв обо всем на свете.
– Подождите, братцы. Чуть стемнеет, и двинемся лягушатников в ров сбрасывать, – отвечал им Ардатов, пока еще не имея представления, как ему брать курган. О том, что это будет тяжелое дело и что, возможно, он будет убит, совершая его, граф старался не думать.
Несколько пуль выбили кирпичную крошку из стены рядом с Ардатовым. Противник явно заметил его присутствие, и, не желая зря испытывать судьбу, генерал отступил подальше за угол. Отдав трубу в руки адъютанту, он собрался пойти к командирам, когда к нему приблизился инженер-полковник Геннерих в сопровождении поддерживающего его солдата. Голова Геннериха была обвязана бинтом, сквозь который проступали алые пятна крови.
– Зачем вы сюда пришли, Петр Карлович?! – удивленно воскликнул Ардатов, но инженер нетерпеливо махнул рукой.
– Голова, сильно болит от контузии голова, а я вам о многом должен сказать, – произнес бледный как смерть Геннерих, постоянно морщась от боли. – Я думаю, вам это надо знать, Михаил Павлович. По приказу генерала Тотлебена, на случай захвата Малахова кургана противником, было заложено несколько фугасов. Один из них находится рядом с горжей, но мы к нему не успели провести электрический провод, – торопливо успел проговорить Геннерих, прежде чем внезапная гримаса боли перекосила его лицо. Инженер стал быстро оседать на руки своего спутника.
– Где?! Где находится этот чертов фугас, Петр Карлович?! – прокричал Ардатов буквально в ухо инженеру, боясь, что тот потеряет сознание.
– Он знает, – чуть слышно прошептал Геннерих и указал глазами на помогающего ему солдата. Это действие отобрало у него последние силы, раненый безвольной куклой повис на руках графа.
– Доктора! Скорее, доктора! – громко крикнул Ардатов стоявшему рядом адъютанту и, не теряя времени, обратился к спутнику инженера.
– Кто таков? Знаешь, где фугас под горжей?
– Саперный унтер-офицер Чеснович. Так точно, знаю, ваше превосходительство, – четко доложил помощник Геннериха.
– И как нам к нему добраться, тоже знаешь?
– Так точно, через горжевой ров. Там находится замаскированный лаз, который ведет к нужной нам подземной галерее. Отыскать его – дело плевое.
– Сможешь подорвать? – прямо спросил Ардатов, и от его слов у собеседника азартно заблестели глаза.
– Сделаем, ваше превосходительство!
– Сделай, родной. Сделай, а иначе столько людей погибнет, и Севастополь с ними, – взмолился граф.
Чеснович был готов немедленно броситься в горжевой ров, но Ардатов удержал его, приказав подождать момента, когда войска будут готовы к атаке.
Охваченный лихорадкой близкой смертельной схватки, граф с нетерпением слушал доклады офицеров и торопливо отдавал нужные приказы, время от времени кидая горящий взгляд на ненавистный ров. Услышав известие о скором штурме кургана, солдаты принялись подбадривать друг друга радостными криками. Все рвались в бой, и никто не испытывал ни малейшего страха перед возможной смертью.
Убедившись, что все готово, Ардатов махнул рукой саперу и тот, замерев на секунду, стрелой полетел к горже кургана. Французы с большим опозданием открыли беглый огонь по несущемуся в их сторону саперу. Однако Чеснович, словно заговоренный, пролетел все открытое пространство и кубарем скатился в горжевой ров.
– Есть! – радостно воскликнул Ардатов и тут же обратился к пехотинцам Азовского полка, желавшим первыми ворваться на курган, дабы отомстить за своих погибших товарищей: – Выступайте сразу после взрыва, без раскачки! И не колонною, а гурьбой, ребята. Дорога каждая секунда. Главное сбить зуавов с горжи, а там мы подоспеем.
– Не сомневайтесь, Михаил Павлович, сделаем, – не по уставу отвечали солдаты генералу, но Ардатов не обращал на это никакого внимания. Требовать от солдат в такой момент положенного обращения, по глубокому убеждению графа, было бы верхом глупости.
Тем временем у горжи Корниловского бастиона события текли своим чередом. Вначале зуавов лишь позабавил странный поступок русского солдата, они посчитали Чесновича просто чудаком. Собираясь поразвлечься, они принялись методично обстреливать край рва, ожидая, что рано или поздно сапер попытается выбраться наружу.
Так продолжалось несколько минут, которые показались Ардатову вечностью.
– Давай, сапер, давай! – нетерпеливо твердил он про себя, но Чеснович упорно не подавал признаков жизни. Сердце Михаила Павловича забилось в неистовом темпе, когда со стороны горжи в направлении рва двинулись несколько стрелков, видимо, желающих разобраться с этим непонятным русским.
– Огонь! – приказал Ардатов, и сейчас же из всех укрытий по приближающимся ко рву зуавам загрохотали выстрелы. Русский огонь был столь плотен, что вражеских солдат буквально разбросало в разные стороны, что вызвало большое замешательство среди остального гарнизона. На траверсах тревожно забегали алжирские стрелки, заподозрив что-то неладное.
– Давай, Чеснович! Давай, родной! Вре… – не договорил Ардатов, в этот миг страшной силы взрыв сотряс Малахов курган.
– Вперед, братцы! Дави их, ребята! Режь их в бога душу! – кричал граф солдатам, сопровождая свои призывы такими бранными словами, которым мог бы позавидовать любой извозчик. Крики Ардатова как будто разбудили в людях животное начало, и теперь их уже ничто не смогло бы остановить. Выплеснув из своей груди глухой звериный рев, они неудержимой лавиной ринулись вперед, испытывая лишь одно желание – убивать.
Еще не осели клубы дыма и пыли, еще не пришли в себя оглохшие и ослепшие от взрыва зуавы, а людская масса, некогда бывшая ротой Азовского полка, уже перебежала по чудом уцелевшему мостику через ров и, рекой обтекая горжевой вал, ворвалась внутрь бастиона.
По яростным крикам, лязгу и истошному вою, доносившемуся с кургана, граф ясно представлял картину творившегося там. С какой охотой он сам оказался бы среди дерущихся насмерть солдат но, к его огромному сожалению, сейчас место графа Ардатова было в тылу. Отбросив в сторону душевные порывы, граф твердой рукой строил штурмовые колонны и направлял их на курган – на помощь сражающимся товарищам.
Французы, которых азовцы еще не успели сбить с траверсов неповрежденного края горжи, пытались остановить их наступление оружейным огнем, но он уже не был столь губителен, как прежде. Кроме того, отчаянные крики погибающих за их спинами товарищей, лишали зуавов спокойствия за собственный тыл, из-за чего многие из них теряли меткость. Все это позволяло русским колоннам быстро переходить по мосту через ров и проникать внутрь редута.
