– После ухода главных сил англичан Балаклава была попросту обречена. Как второй порт она не представляла большой ценности для нас. Наоборот, для ее удержания потребовалось бы выделить дополнительные силы, а после ухода англичан это для нас непозволительная роскошь. Так что, заняв Балаклаву, русские, сами того не подозревая, оказали нам большую услугу, – заявил Пелисье начальнику своего штаба генералу Бертрану, едва тот зачитал ему рапорт генерала Гюссели.
– Но…
– Никаких «но», Бертран, – резко оборвал своего помощника Пелисье. – Больше не нужно попыток вернуть Балаклаву. Я категорически запрещаю делать это, так как не желаю бросать своих солдат под русские пули и ядра ради глупого желания генерала Симпсона вернуть себе дымящиеся развалины этого городишки. У нас есть своя прекрасная гавань в Камышовой бухте, и для нас этого вполне достаточно. А если генерал Горчаков попытается выбить нас оттуда, то я буду только рад этому. Пусть штурмует наши неприступные позиции на Сапун-горе, и клянусь Богом, он об этом жестоко пожалеет. Тут русским ничто не поможет; даже сам черт.
Краска стыда залила лицо начальника штаба, который довольно лояльно относился к своим британским союзникам, несмотря на некоторые трения. Это очень не понравилось Пелисье.
– Вы меня поняли? – спросил он генерала.
– Да, – коротко ответил Бертран.
– Вот и отлично. Прикажите подать коней. Мы немедленно едем к генералу Симпсону, выразить свое соболезнование по поводу потери Балаклавы, – торжественно произнес Пелисье.
Жизнь продолжалась.
Глава VII. Большой блеф как искусство войны
В октябре рано вечереет, и потому на столе, за которым восседали трое военных, стояли массивные серебряные канделябры. Их владелец, князь Горчаков, не любил отказывать себе в комфорте. Даже находясь в осажденном врагом Севастополе. И потому всегда возил с собой массу «очень нужных» на войне вещей. Правда, его штаб-квартира находилась на Северной стороне города, но этот факт, по мнению Михаила Дмитриевича, не имел особого значения.
Вторым человеком, сидевшим напротив командующего Крымской армией, был граф Ардатов. Именно по его настоянию, собственно говоря, и был собран этот маленький военный совет, которому предстояло разрешить вопрос о скорейшем завершении войны, длящейся уже без малого третий год. Об этом Ардатова просил сам государь император в частном письме, и Михаил Павлович был полностью согласен с мнением российского самодержца. Несмотря на все военные победы, скорейший мир со странами коалиции был самым желанным благом для измученной войной России. При этом, естественно, важно было сохранить высокий государственный статус страны.
«Умри, но сделай». А еще лучше – сделай и не умирай. Таков был скрытый смысл царского послания, до боли знакомый любому сановнику, будь он генералом или специальным посланником императора.
За время своего нахождения в действующей армии граф без устали трудился на благо победы над врагом. Не имея сначала четкого плана, он занялся организацией активного противодействия интервентам любыми возможными способами. Твердо веря, что дорогу осилит идущий, а лучший способ обороны – нападение, Ардатов смело экспериментировал в военном деле, не боялся идти на разумный риск.
Долго, очень долго Михаил Павлович искал свой путь к победе, и вот, поймав в свои паруса ветер удачи, неудержимо двинулся вперед. По твердому убеждению графа, в этом году войну можно было если не закончить полностью, то хотя бы создать необратимые предпосылки к ее скорейшему завершению. Однако сделать это было можно только при содействии третьего участника совещания, хмуро сидевшего по правую руку от Горчакова.
Это был адмирал Нахимов, прервавший свое лечение в Бахчисарае и по просьбе графа вернувшийся в Севастополь, вопреки требованиям докторов. Раненый флотоводец очень нуждался в продолжительном лечении, однако интересы дела требовали его личного присутствия в Севастополе. А все потому, что для скорейшего завершения войны Ардатов хотел использовать план, авторами которого были адмиралы Корнилов и Нахимов.
Суть его была в следующем: нужно высадить десант на Босфор и одновременно захватить Стамбул и черноморские проливы. Предложенный Корниловым в морском министерстве в марте 1853 года план не был воплощен в жизнь из-за сопротивления Нессельроде. Всесильный канцлер сумел уговорить императора воздержаться от захвата Стамбула. А ведь за этим проектом стоял и сам светлейший князь Меншиков. Будучи в свое время начальником Главного морского штаба, он принимал самое активное участие в разработке плана по захвату Босфора силами Черноморского флота. Прошло всего три года, и вот теперь Нахимову неожиданно предлагалось воплотить в жизнь замыслы своего погибшего друга.
Глядя на осунувшееся лицо Павла Степановича, оба генерала испытывали неловкость перед ним за то, что потревожили больного раньше времени, попросив приехать в Севастополь. Но если Горчаков опасался, что приезд адмирала в осажденную крепость может окончательно подорвать его здоровье, то Ардатов был уверен, что море и заботы о флоте вольют во флотоводца новые силы.
Прибыв к Горчакову на военный совет, еще толком не отошедший от дороги Нахимов просидел почти все время заседания молча, внимательно слушая своих собеседников. Точнее, Михаила Павловича, в основном только и говорившего в этот вечер. Князь Михаил Дмитриевич лишь время от времени подавал реплики, которые, по его мнению, соответствовали теме разговора.
Болезнь еще не полностью отпустила своего пленника, и на его смуглом лице четко виднелся отпечаток былых мук и страданий. Однако, несмотря на это, живой интерес к делу светился в глазах адмирала с первой минуты заседания.
– И так, я все сказал. Теперь слово за вами, Павел Степанович, – подвел итог своей речи Ардатов и выжидательно посмотрел на адмирала. Готовясь к проведению операции, граф уже негласно провел самостоятельную оценку сил флота и состояния его кораблей. Но одно дело знать положение вещей и совершенно другое – вести флот в море и сражаться с противником. Поэтому поддержка адмирала Нахимова была важна графу как никогда.
Получив слово, Павел Степанович медленно встал и, привычным жестом одернув китель, стал неторопливо говорить.
– По просьбе Михаила Павловича я провел оценку состояния кораблей флота и могу сказать следующее. На данный момент в поход на Босфор могут выйти только четыре корабля, из них только два линейных. Это «Париж» и «Великий князь Константин». На них обоих осталась половина экипажа, а из положенных ста двадцати пушек имеются только девяносто четыре орудия. В случае необходимости эти корабли можно быстро вернуть в строй. Что же касается двух других линейщиков, «Двенадцати апостолов» и «Святослава», то для их полного восстановления потребуется большое количество времени. На сегодняшний день оба корабля превращены в госпиталь, и вся их артиллерия вместе с экипажами воюют на берегу. В число четырех упомянутых мною кораблей входят «Чесма» и «Ростислав». Их экипажам не понадобится много времени для подготовки к выходу в море. За это я вам ручаюсь. Что же касается фрегата «Императрица Мария», то для ее скорейшего выхода в море, думаю, будет гораздо полезнее перебросить часть пушек и команды с «Ягудила». В своем нынешнем состоянии он непригоден для похода.
