Все это Нахимов говорил совершенно свободно, ни разу не заглянув в листок бумаги, лежавший перед ним. Устремив взгляд в окно, выходившее в сторону моря, он любящим взглядом перебегал от одной мачты к другой, безошибочно определяя по ним корабли, о которых только что говорил.
– И это все? – быстро уточнил Ардатов.
– Возможно, в поход смог бы выйти «Кагул», но от его сорока пушек, боюсь, мало что будет зависеть в этой операции.
– А пароходы? Какие из них вы взяли бы в поход, Павел Степанович?
– «Владимир», «Бессарабия», «Громоносец» и «Одесса», – стал перечислять паровые корабли Нахимов. – Даже при их малом вооружении они могли бы оказать серьезное сопротивление противнику.
– Вы имеете в виду турок?
– Нет, у турок остался только один «Файзиле-Аллах», да и он, скорей всего, находится в Батуми. Я имел в виду господ из коалиции. Они вряд ли оставят свою главную морскую базу без серьезного прикрытия даже при нынешнем положении их дел. Но не только в них я вижу серьезную помеху нашим замыслам. Пусть англичане вывели большую часть своего флота за пределы Черного моря, не стоит сбрасывать со счетов французов. Их корабли сильны и многочисленны, и блокировать выход нашего флота из Севастополя они вполне могут. А если учитывать, что на борту наших кораблей будет пехота, как вы предлагаете в своем плане, то любое морское сражение обернется для нас неисчислимыми потерями.
Нахимов на секунду замолчал, затем вновь одернул на себе китель и, глядя мимо Ардатова, глухо произнес:
– Я очень уважаю вас, Михаил Павлович, как человека и как солдата, однако сейчас вынужден отказать вам в поддержке. Захват Босфора – дело, конечно, очень важное и заманчивое, но на сегодняшний день это чистой воды авантюра. Вы, конечно, можете поставить во главе флота другого человека, но лично я не собираюсь напрасно рисковать жизнями своих офицеров и матросов.
Едва эти слова были произнесены, оба собеседника Ардатова взглянули ему в лицо. И если взгляд Нахимова выражал сожаление, то во взгляде князя сквозила плохо скрываемая радость. Он изначально был против морской операции, предлагая полностью отказаться от активных действий и ждать начала зимы, когда холод и болезни, по его мнению, сделают французов с англичанами более склонными к миру.
Оба члена военного совета ожидали, что после сказанных слов последует бурный всплеск эмоций и Ардатов бросится переубеждать адмирала. Однако, к удивлению собеседников, граф был абсолютно спокоен.
– Честно говоря, Павел Степанович, именно это я и ожидал от вас услышать. И очень рад, что не ошибся в своих ожиданиях, – проговорил Ардатов. А затем, пытливо глядя в глаза адмиралу, спросил: – Скажите, а если французский флот не покинет Камышовую бухту и не окажет никаких помех выходу наших кораблей из Севастополя, наша операция будет возможна?
– Это совершенно нереально, Михаил Павлович! Французы обязательно помешают нам покинуть Севастополь, используя все силы. Ведь они же не дети малые! – воскликнул Горчаков, но Ардатов совершенно его не слушал.
– Ну а если чисто теоретически допустить такую возможность, Павел Степанович? Чисто теоретически! – настаивал граф, не отрывая взгляда от Нахимова.
– Если ни один наш корабль не пострадает от вражеского огня при выходе из Севастополя, то план по высадке десанта на Босфоре вполне реален, – честно признал адмирал.
– И чем же вы собираетесь, Михаил Павлович, преградить дорогу французскому флоту? Уж не своими ли брандерами? Сколько их у вас осталось? Если мне не изменяет память, только четыре. Или вы чудесным образом сумели перебросить несколько пароходов с Балтики? – язвительно уточнил Горчаков.
– Вы не ошибаетесь, ваше превосходительство. На данный момент их ровно четыре, – холодно произнес граф, – однако, если понадобится, на момент начала операции их будет втрое больше.
– Двенадцать пароходов! Но каким это образом? – удивился Горчаков. – Вы что, как Христос, тремя хлебами накормите всех страждущих?
– Михаил Дмитриевич, если я сказал, что к началу операции у меня будет двенадцать пароходов, значит, они будут. Даю вам слово. Или оно для вас ничего не значит?
– Я полностью доверяю слову Михаила Павловича, и, если его брандеры смогут сдержать неприятельский флот, я готов встать во главе похода, – твердо произнес Нахимов.
– Значит, решено, – подытожил Ардатов, но Горчаков с этим не был согласен.
– Но это же чистая авантюра! Под угрозой захвата Стамбула заставить султана заключить мир, имея в своем распоряжении около четырех тысяч солдат. Как такое возможно? – не сдавался командующий Крымской армией.
– Позвольте вам напомнить, что фельдмаршал Паскевич двадцать с лишним лет назад был примерно в таком же положении и сумел заставить подписать турок вполне выгодный для нас мирный договор. За что и был соответственно награжден государем, – парировал граф.
– Ну, а если британцы и французы попытаются выбить вас, что тогда? Откуда возьмете силы?
– Построим свои укрепления на берегу пролива. Камня там много, пушки и порох возьмем у султана. А что касается людей, то на первую пору можно привлечь в качестве союзников и местных греков. Их сейчас в Стамбуле чуть меньше половины города. Думаю, не откажут своим православным братьям.
– И все равно я категорически против подобных действий, – продолжал упорствовать Горчаков.
В комнате повисла напряженная тишина, которую попытался разрядить Ардатов:
– Михаил Дмитриевич, мы ведь раньше друг друга хорошо понимали, и это всегда приносило достойные плоды. К чему нам портить отношения сейчас? Неужели ты хочешь, чтобы я сегодня же отправил фельдъегеря к государю в Екатеринослав с просьбой разрешить наш спор? Думаю, что государь поддержит меня и Павла Степановича в желании поскорее закончить войну. И представь себе, как могут быть трактованы все твои действия государем, – мирным тоном сказал Ардатов.
Наблюдавший за этим разговором Нахимов ожидал, что князя жестоко оскорбят эти слова, однако, к его удивлению, взрыва не последовало. Напротив, Горчаков подошел к Ардатову и мягко произнес:
– Знаешь, Михаил, ты много раз доказывал всем нам правоту своего мышления, и всякий раз госпожа фортуна была на твоей стороне. Воистину, правильно говорит пословица: «Успех неразлучен с храбрым». Но, может быть, в этот раз не стоит рисковать? Благодаря тебе враг под Севастополем полностью остановлен. Еще одна зима, и у них будет некому воевать. Это же твои слова. Тогда, может, лучше довольствоваться синицей в руках, чем призрачным журавлем в небе? Ведь всем известно, что лучшее – враг хорошего.
Услышав это, Нахимов застыл в напряжении. Сколько раз слышал он подобные речи в адмиралтейских кабинетах раньше, когда поднимался вопрос о захвате Босфора! Сколько раз высокие чины говорили морякам о нецелесообразности подобных действий, предлагая подождать, когда проблема сама собой рассосется мирным путем! И вот теперь, когда оказалось, что можно претворить в жизнь тот смелый план, над которым работал еще сам адмирал Лазарев, появился еще один «благоразумный человек»… У Павла Степановича моментально заныла в груди старая рана и яростно заколотилось сердце. Послушается ли Ардатов голоса разума или вновь рискнет поставить все на карту?
