Таков был вердикт французских адмиралов, которые умели хорошо считать цифры и предпочли лишний раз «не дергать за хвост тигра» в лице русских брандеров. Уж слишком свежи и отчетливы были шрамы, нанесенные этим зверем. А еще в глубине их душ сидел инстинкт самосохранения, отлично понятный каждому истинному европейцу.
Адмирал Вилье был прав. Русские корабли действительно шли в сторону Кинбургской косы, намереваясь соединиться с четырьмя пароходами, покинувшими Севастополь еще раньше – глухой ночью, с полностью погашенными огнями. Встретившись с ними на подходах к косе, они тут же развернулись на юг, по направлению к Стамбулу.
Четыре брандера, прикрывавшие выход русского флота из Севастополя, являлись последним козырем графа Ардатова. Это были корабли Одесского пароходства, которые Михаил Павлович не стал использовать в августе прошлого года, разумно оставив их про запас.
Во главе одесского отряда граф поставил капитана второго ранга Шахова и ничуть не пожалел об этом. За одно только увеличение численности брандеров моряку полагалась боевая награда. Все дело было в том, что Шахов придумал простой, но очень смелый, если не сказать нахальный, ход. По его приказу были созданы бутафорские корабли, снабженные печами и высокими трубами. Специальная команда разводила на них огонь, шел густой дым, и даже опытный наблюдатель мог издалека принять их за настоящие пароходы.
В назначенный Ардатовым срок каждый из брандеров взял на буксир по два таких «шедевра русского судомоделирования», и втрое разросшаяся флотилия двинулась к Севастополю. Там молодцы Шахова исполнили свое представление в самом лучшем виде, и ни у кого из противников и мысли не возникло о столь дешевом обмане.
На Босфоре появление русской эскадры было подобно грому среди ясного неба, хотя надо отметить, что небо в тот день ясным как раз не было. Турецкие дозорные босфорских укреплений и предположить не могли, что осажденные в Севастополе черноморцы предпримут вылазку. Такой поступок граничил с безумием. Поэтому появившиеся на горизонте паруса адмирала Нахимова они с чистой совестью посчитали очередным караваном коалиции, идущим от берегов Крыма.
Караульщики заподозрили неладное только тогда, когда прибывшие с севера корабли начали производить не совсем понятные действия. Вместо того чтобы, как обычно, двигаться к узкому проливу одной кильватерной колонной, они неожиданно разбились на три неравные части. При этом к проливу устремились маленькие юркие пароходы, а парусники двумя колоннами стали приближаться к турецким укреплениям на берегу.
Там были старые береговые крепости, построенные в конце прошлого века по приказанию блистательного султана Селима III и спроектированные французскими инженерами. По клятвенному заверению строителей крепости были совершенно неприступны для атаки с моря, что вполне устраивало султана и его последующих наследников.
Возможно, крепости действительно были неприступны в эпоху их создания, но время неумолимо идет вперед, а человек подвержен лени и часто не поспевает вслед за ним. Сия досадная тенденция повлияла и на босфорские крепости, прозванные «Европой» и «Азией». С каждым десятилетием они незаметно ветшали и дряхлели, а отпущенные на их реконструкцию деньги без зазрения совести разворовывались прожорливыми османскими чиновниками. Поэтому они только на бумаге оставались неприступными укреплениями, а на деле уже давно утратили этот статус.
Все это выяснила русская разведка к середине 1853 года, когда планировался внезапный удар по проливам. У Павла Степановича Нахимова не было оснований предполагать, что за прошедшее с тех пор время турки что-либо серьезно изменили в своей обороне. Дав согласие на проведение операции, адмирал в глубине души не до конца верил, что коалиция не помешает русским кораблям покинуть Севастополь. Однако чудо случилось, и теперь все зависело только от него одного.
Перед грядущим сражением Нахимов поделил все имеющиеся в его распоряжении силы. Корабли «Париж», «Чесма» и «Императрица Мария» под флагом самого адмирала должны были привести к молчанию укрепления «Европы». «Константину», «Ростиславу» и пароходам под флагом вице-адмирала Новосильского предстояло атаковать «Азию». Брандеры капитана Шахова Нахимов оставил в резерве, так как сейчас от них не было никакой пользы.
Корабли русской эскадры еще только приближались к Босфору, когда адмирал вызвал к себе на мостик графа Ардатова.
– Перед тем как идти в бой, я хотел бы прояснить один важный вопрос, Михаил Павлович, – без обиняков начал разговор Нахимов. – Я намерен атаковать врага не с обычного расстояния в орудийный выстрел, а с более близкого. Такова моя тактика. Однако помимо моряков на борту кораблей находятся солдаты, и потому я хотел бы узнать ваши намерения относительно них. Потребуете ли вы, чтобы они были спущены на берег до боя? Или предпочитаете спустить их после?
Граф помолчал, размышляя, а затем сам спросил собеседника:
– А как вы сами считаете, Павел Степанович, следует поступить в этом деле?
– Конечно, выгрузка десанта перед боем сильно свяжет нам руки, и эффект внезапности будет утрачен. Вне всякого сомнения, в этом случае мы понесем сильный урон при подавлении береговых батарей. Однако если солдаты останутся на борту кораблей, то подвергнутся большому риску, а они будут очень вам нужны в последующем. Вам решать, Михаил Павлович.
– Значит, решать мне, – проговорил Ардатов задумчиво, а потом, глядя в осунувшееся лицо адмирала, произнес: – Я полностью вверяю наши жизни в ваши руки, Павел Степанович.
Трудно было сказать, обрадовался Нахимов этому решению или нет. Он только сухо поклонился графу и приказал своему адъютанту собрать офицеров корабля на совет. Ардатова туда не пригласили, на что граф не обиделся. В морской тактике и стратегии он плохо разбирался.
С ужасом наблюдали турки, как корабли под флагом самого «Нахим-паши» медленно приближались к их укреплениям. Несмотря на свою неподготовленность к внезапному нападению грозного врага, турки все же первые открыли огонь по русским кораблям, плывущим прямо на дула батарейных орудий.
– Аллах повредил разум неверных! Они сами идут навстречу своей смерти! – вскричал Мушавер-паша, комендант крепости, наблюдая за кораблями противника.
Турецкие батареи дали один залп, второй, третий, а русские корабли все шли и шли вперед, не обращая внимания на падавшие ядра. Из всех кораблей эскадры особенно пострадал идущий первым «Париж». Вражеские снаряды повредили его такелаж, несколько парусов и фальшборт. Матросы, бывшие на верхней палубе, с тревогой поглядывали на мостик, где находился адмирал Нахимов, выказывавший полное пренебрежение к грохочущей вокруг него смерти. Держа в правой руке свою неизменную подзорную трубу, он время от времени вычислял расстояние и отдавал команды.
Рядом с ним стоял граф Ардатов, который на предложения спуститься вниз, неизменно отвечал категорическим отказом.
– Я считаю, Павел Степанович, что вполне заслужил право находиться рядом с вами в столь важный для истории момент, – говорил он, с интересом рассматривая вражеский берег в подзорную трубу.
