Я отъехал на километр от генштаба и, припарковав машину, задумался. Нет, слежки, как ни странно, ещё не было, хотя по идее должна быть: двое командиров из свиты Шапошникова точно из госбезопасности были, пусть форма обычная, армейская, но уж больно взгляды кидали вокруг характерные. Успел насмотреться, не спутаю.
А задумался я по другому поводу. Стремительно наступая, немцы много чего захватили, среди их трофеев были и боевые знамёна: полковые, дивизионные. Плюс три я стащил у немцев, предполагаю, у них там серьёзная паника была. Вот я и думал, что надо бы их передать нашим, а то, к стыду своему, я о них как-то подзабыл. Достал четыре вещмешка и стал прямо в машине сворачивать знамёна и убирать в мешки. Семнадцать советских знамён и четыре, хотя я почему-то помнил о трёх, немецких. В четыре вещмешка не вошло, в девять уместилось. Завязав горловины, я развернулся и погнал обратно. Припарковал машину, не запирая её (народу из водил тут хватает), крикнул трёх бойцов, вручил им по два вещмешка и побежал ко входу. Два вещмешка – на левом плече, лямки третьего – на правом. Бойцы за мной.
– Срочно к командующему, – сообщил я дежурному. Тот не успел ничего ответить, как, к счастью, я увидел знакомого капитана, который сопровождал к выходу пожилого седого адмирала. – Товарищ капитан, мне срочно нужно попасть к маршалу Шапошникову.
– Идёмте.
Он сразу принял серьёзный вид, извинился перед адмиралом, и мы побежали, реально побежали наверх. Капитан по отношению ко мне командиров понимал, что я не простой интендант, и если так тороплюсь, значит, для этого есть причины. Быстро войдя в тот же зал, он вскоре вышел и пригласил меня войти. Бойцы вошли за мной, встав за спиной. Командиров в зале было уже куда меньше: кроме маршала и Алавердова с подчинёнными было пять командиров, от полковника до генерал-лейтенанта. Мехлиса со свитой не было.
– Что-то случилось? – спросил у меня Шапошников.
Мой встрёпанный вид его сильно встревожил.
– К теме нашей прошлой беседы это не имеет отношения. Товарищ маршал, когда я с ребятами из боевых интендантов бегал, то случались разные истории. И произошло то, что на войне случается. Мы отбили у немцев два захваченных советских боевых знамени. Товарищ маршал, я клянусь, я был уверен, что все знамёна уже переданы нашему командованию, но оказалось, нет. Когда я созвонился с парнями, они попросили передать все освобождённые флаги, тут и другие группы работали, и плюс передать вам четыре немецких флага, три полковых и дивизионный. В этих мешках семнадцать советских флагов и четыре немецких.
Подскочивший капитан, сняв с левого плеча два вещмешка, положил их на стол и начал развязывать горловины. Бойцы оставили вещмешки и покинули зал. Вскоре флаги были извлечены и расстелены на столе, один из командиров начал записывать номера частей и родов войск. Было одиннадцать полковых, два стяга погранотрядов, три дивизионных и флаг Пинской флотилии. Ну и четыре немецких. Осмотрев знамёна, маршал, не обращая внимания на входивших в зал других генералов, в том числе и из политсостава, повернулся ко мне и сказал:
– Это как минимум Героя тебе и ордена всем остальным участникам.
– Товарищ маршал, парни просили не афишировать их участие в этом деле. Они не за награды их вернули, а чтобы славные традиции этих частей не умерли с потерей их символов – боевых знамён. Да и я поучаствовал в освобождении лишь двух из них и то в составе группы в качестве штатного снайпера. Мы освободили вот это полковое знамя и вот это дивизионное. Остальные я, как и вы, вижу впервые.
– Техник-интендант первого ранга Гусаров! – громко скомандовал Шапошников.
– Я! – вытянувшись, ответил я.
– Выношу вам мою личную благодарность за возвращение боевых знамён. Также прошу генерал-майора Алавердова, как вашего командира, представить вас к боевой награде. Я подпишу приказ.
– Есть, – отозвался тот.
– Служу трудовому народу! – гаркнул я в ответ.
– Можете идти.
Чётко развернувшись, я направился к выходу, посмотрев на начштаба нашего корпуса и взглядом показав ему на дверь, на что тот едва заметно кивнул. Встав в коридоре у дверей, я дождался, когда полковник выйдет, и мы отошли в сторону, к окну, чтобы не мешать: у зала, откуда мы только что вышли, царило столпотворение, все туда стекались.
– Что хотел?
– Списки писать надо, но если я напишу всё, корпусу может мало достаться. Я предлагаю сегодня вечером передать часть техники и вооружения вам, а в списках я это не укажу. Оно же теперь корпусное. Только всё это оружие и вся техника числятся списанными или потерянными в бою. Нужно будет её как-то в штат ввести. Легализовать.
– Это не проблема, – в явном нетерпении отмахнулся он. – Что предлагаешь?
– Что тут замышляете? – как гром среди ясного неба вдруг прозвучал требовательный голос генерала Алавердова.
Мы подскочили, как мальчишки, застигнутые врасплох. У меня чуть сердце не выскочило: нельзя так подкрадываться. Взор следил за залом, я не акцентировал внимание на комкоре, вот и произошла такая ситуация.
– А я смотрю, перемигиваются, вот и решил посмотреть, чем вы заняты. О чём шептались?
Переглянувшись с полковником, я описал ситуацию. Мол, когда стяги забрал у парней, рассказал им, о чём Шапошников просил, и попросил их перегнать часть трофеев нашему корпусу. Мол, в списки внесено это не будет. А то могут и не дать.
– И что ты попросил перегнать? – уточнил генерал.
– Немного, товарищ генерал. Тридцать армейских советских полевых кухонь вместе с буксирующими машинами ЗИС-пять. Пятьдесят зениток в кузовах машин, туда входят двенадцать буксируемых автоматических 37-миллиметровых пушек. Дивизион выходит. Остальные пулемётные, включая ДШК. Дивизион, двенадцать орудий, 122-миллиметровых гаубиц, к ним тягачи, радийная машина, штабная, десять грузовиков со снарядами. Двадцать полковых миномётов, сорок батальонных. Сто грузовиков ЗИС-пять, у десяти прицепы, плюс десять топливозаправщиков на базе ЗИС-шесть. В кузовах грузовиков будут ящики с ручным оружием: две тысячи СВТ, тысяча ППД и двести ДП. Сто «максимов» и пятьдесят ДШК. Всё оружие без боеприпасов.
Десять легковых автомобилей «эмка», десять лёгких мотоциклов-одиночек для посыльных и десять тяжёлых с ручными пулемётами на колясках. Десять штабных автобусов, десять штабных радийных машин. Десять пушечных броневиков для охраны штабов и колонн обеспечения. Тридцать ящиков с истребителями Як-один, аэродромная техника в количестве восьми единиц.
Все наличные танки Т-двадцать восемь, а это без малого почти девяносто единиц. Из них штук тридцать в разном состоянии, некоторые были в бою, нужно обслуживать, пробоины заварить, а шестьдесят четыре – со склада хранения под Минском. Наши про них даже и не вспомнили, когда драпали. Две группы, уничтожив немецкую охрану, утащили их, те до сих пор находятся в состоянии консервации. Я думал эти танки в стрелковые дивизии направить, тем более танковые батальоны там по штату положены. Потом для ремроты десять тракторов, пять тягачей, четыре ремонтных «летучки». Это всё, что до вечера они успеют доставить. Уже начали буксировку и разгрузку. Я хотел взять канал для связи по рации. Сообщу товарищу полковнику, и он с бойцами приедет и примет всё под охрану. Начнёт осваивать на нужды корпуса.
