Так я под землёй и не побывал. А подъём оружия уже начали, из двух самых крупных складов точно. Когда мы подъезжали к этим местам, бойцы уже ждали у машин. Соловьёв объяснял им, как добраться, и мы ехали дальше, наносили склады на схему города. Потом проверяли. Нашли оба, только тут на шесть рот было, а с теми другими – на полк вооружения. Тоже неплохо. Стрелкового оружия под Киевом я не так много набрал, да и то в основном со складов. Ещё разорил два пункта сбора советского трофейного стрелкового вооружения, где хозяйничали немцы. Нет, на дивизию точно будет, а вот на вторую не хватит, на два полка максимум. Из танков самый хлам отдам: лёгкие Т-26, БТ разных серий, немного Т-28. Остальные приберегу. Ну, пяток КВ дам, чтобы не совсем обидно танкистам было. Хоть какая-то броня.
Закончили мы уже затемно. Соловьёв дал мне машину, и я доехал до своей квартиры. А там пусто, только жена управдома полы моет.
– А где? – развёл я руками, спрашивая, где постояльцы.
– Забрали их, – она разогнулась и откинула чёлку со лба. – Приехали военные, сказали, что целый деревянный дом, двухэтажный, на окраине, им выделили, и увезли. В обед ещё. Анька, старшая, прибегала забытые вещи забрать. Им сказали, что армия их теперь кормить будет, продукты выделять. До самого конца войны.
– Молодцы, – только и смог сказать я.
– А я сожалею. С детьми тут весело было, как будто жизнь вдохнули в дом. Сорок детей для вашей квартиры много, так мы по другим квартирам их разобрали. У нас две девочки жили, что постарше. Теперь тут так пусто стало.
– Ясно. Надеюсь, там им лучше будет.
– Сказали, даже в садик устраивают, а пятерых старших детей – в школу, в первый класс.
– Я за вещами, сейчас вернусь.
– Хорошо, – кивнула та и вернулась к работе.
Съездив к гостинице, я забрал оставленные там вещмешок и автомат. Не пропал, хотя по нынешним временам вещь ценная, вот что значит гостиница Генштаба. Когда вернулся, в квартире уже никого не было, открыл дверь своим ключом, который мне отдал управдом, прошёл внутрь. Всё, конечно, было переставлено, не так, как я привык, но за час я всё привёл в порядок. Принял душ и стал готовить ужин. Что-то пюрешки захотелось, да ещё с тушёной рыбой. Решил скумбрию потушить в духовке, с лучком да на масле.
Пока работал, вдруг отметил, что Взор показывает знакомую ауру. Анна стояла на улице и смотрела на окна моей квартиры. Хм, вроде хорошо затемнил окна, неужели видит? Да и что ей тут надо? Тут две недели дети маленькие жили, она не могла об этом не знать. Должно быть, куратор сообщил; может, он и отправил её сюда.
Анна ушла поздно, её спугнул патруль: в городе был введён комендантский час. А ужин вышел просто восхитительный. После ужина я пришивал знаки различия на новую форму; сапоги тоже были новые. А старая форма сменной будет, для прифронтовой полосы. Закрепил награды, убрал документы в нагрудный карман и отправился спать. В тазу бельё замочено, завтра с утра постираю. Ещё надо прикинуть, как Филатова ухлопать. Я не забыл.
На завтрак я пожарил яичницу, а всё, что вчера осталось (ещё на пять ужинов хватит), убрал пока в Хранилище. Когда заканчивал стирать, раздался стук в дверь. Посмотрев, кто там, я вздохнул: вот ведь неймётся человеку. Взор показал, что за дверью стояла Анна. Прихватив полотенце и на ходу вытирая руки, я направился открывать. Щёлкнул замком, забросил влажное полотенце на плечо и, открыв дверь, вопросительно посмотрел на гостью.
– Максим… Нам нужно поговорить, – выдохнула она быстро, как будто бросаясь в воду с высокой вышки.
– Да вроде сказано уже всё… Ну, заходи.
Я был в домашней одежде и в тапочках на босу ногу, хотя в квартире было прохладно: в городе экономили на обогреве. Но я ходил в лёгких светлых штанах и рубахе, а не в свитере, как соседи, которые серьёзно мёрзли, но не жаловались: раз снизили температуру – значит, так надо; горячая вода по трубам ещё бежит, уже хорошо. Когда я заселился, дров в квартире не нашёл, но в Хранилище у меня было несколько поленниц и целый вагон угля (без самого вагона, я про объём). Так что готовил на плите, используя берёзовые дрова.
Тазы с бельём стояли в ванной, а кухня была свободна. Я усадил Анну за стол, налил ей чаю, как гостеприимный хозяин, поставил вазочку с пирожными: свежие, сделаны по заказу в Киеве, ещё до окружения. Там кондитерская фабрика мой солидный заказ выполнили. Анна несколько минут пила чай, нет-нет да и поглядывая на меня. Наконец отставила стакан и сказала:
– Я хочу извиниться. Между нами действительно возникло недопонимание.
– Возможно. Только объясни мне причину своего появления. Если извиниться хочется, то я на тебя не злюсь. Ты же меня не предавала, как я понял: когда ты ко мне подошла, то уже работала на госбезопасность. Так что никакого смысла в извинениях я не вижу. Ты работала на правительство, это достойно уважения, но я очень трепетно отношусь к своей личной жизни и особенно не люблю, когда лезут в душу.
– Я перестала с ними сотрудничать, – тихо сказала Анна, не поднимая глаз от столешницы. – У нас есть шанс начать сначала?
– Никакого. Я уже говорил о доверии, а твои слова – это только слова. Девушек красивых в Союзе много; после войны, когда возникнет резкий дефицит мужчин, я найду себе спутницу жизни по нраву… Ты извини, у меня дел много.
– Прости, – тихо сказала она.
Я проводил её до двери, и никакая жалость у меня в душе не шевельнулась. Анна ведь именно на жалость давила, хотя и не играла: она действительно переживала, я знал. Дело в том, что у Взора открылась третья опция, как раз на двух тысячах метрах дальности. Называлась опция «Звёздная фея». За таким замысловатым названием скрывались сразу несколько умений, а не по одному, как у предыдущих. Умений было три, первое из них – «Облако»: удалившись от своего тела на две тысячи метров, я мог зависать в нужном месте облаком. Для стрельбы с навесной траекторией (это я про миномёт или гаубицу) – отличное умение, с ним немцы будут куда как более серьёзные потери нести. Причём, зависнув этим облаком, я вижу земли и за границами Взора, так что могу использовать миномёт не на две тысячи метров, а до пяти, ориентируясь по разрывам для прицельной стрельбы.
Второе умение – «Ласковые глаза». Теперь я смогу смотреть вдаль в цвете, а то до этого у Взора всё черно-белое было. Ну и третье – распознавать ложь. Не эмоции, а именно ложь. Анна не лгала мне, даже в том, что хотела начать сначала. Когда она уходила, весь её вид вызывал во мне сочувствие, так хотелось её приобнять и успокоить, чтобы её лицо осветила улыбка. Я чуть не дрогнул, но всё же проявил силу воли. Она – моя слабость; но я никому не хочу давать возможность давить на меня, время не то. Так что закрыл за ней дверь и закончил со стиркой, перестирав всё, что скопилось за последний месяц. Едва успел чайку попить, как появился посыльный в звании лейтенанта: меня вызвали к Шапошникову, машина ждёт внизу.
Но маршала я так и не увидел, машина доставила меня в санитарное управление армии. Оказалось, нужно обсудить, куда везти и где разгружать раненых. Тут был свой куратор от медиков, и мы с ним на машине исколесили весь город: он показывал, где будут размещать ранбольных. Там спешно шли работы по утеплению помещений, работали мужчины и женщины; казалось, весь город пришёл на помощь. В общем, так и оказалось: коммунисты и комсомольцы кинули клич, и люди откликнулись как один. Помещения оббивали белой тканью, чтобы антисанитарии не было; уж не знаю, где столько нашли, но смогли.
