– Обязательно, товарищ полковник.
Комдив ушёл, а я, скинув верхнюю одежду и повесив автомат на гвоздь, нагло завалился на койку комдива и хорошенько вздремнул.
Разбудил меня сам комдив, сообщив:
– Пока особиста нет, он в полк уехал, так что можешь выполнять обещанное. Два часа как стемнело.
Не знаю, зачем он мне врал: особист спокойно чаёвничал у себя в комнате. Скорее всего, тут был сговор комдива и особиста. Договорились, что комдив получит обещанное, а особист выполнит приказ. Это их дела, меня их решение тоже устраивало, так что будем работать.
– Понял, товарищ полковник.
Мельком глянув на часы, я определил, что проспал аж шесть часов. Одного меня не отпустили: были водитель, сержант моего взвода и два бойца для охраны. Мы забрали оставшийся тягач «Комсомолец» и, покинув расположение, отъехали на пару километров в тыл, где я касаниями отправил бойцов в Хранилище, чтобы не мешали. Для них эти несколько часов мгновением покажутся, ничего и не поймут.
Спустившись в низину, я стал бегать и доставать грузовики. Причём машины пришлось заводить, потому что в радиаторах была вода: замёрзнут – всё полопается. Так же поступил с танками, тягачами и тракторами: всё это громыхало дизелями и моторами. Потом достал склад оружия, продовольствия, три самолёта-биплана, бульдозер для расчистки дорог, который особенно просили, артиллерийские системы, миномёты и полевые кухни. То есть всё, что обещал, было тут. Включая зенитку вместо уничтоженной. В штабную машину обоих генералов сунул, предварительно связав, тут же и знамёна.
Вернулся за холм, к своему тягачу, и достал бойцов. Они вздрогнули, закрутив головами, а я стал показывать водителю, который снова появился на своём месте, куда ехать. Целая долина парящей моторами и дизелями техники произвела впечатление. Водитель высадил нас у штабного автобуса, бойцы сразу взяли под охрану генералов, а тягач умчался к штабу дивизии.
Вскоре появилась колонна машин, с десяток: похоже, комдив весь штаб забрал. Началась приёмка техники. Водителям я показывал, как у танков сливать воду, иначе не заглушить. А так можно: без воды повреждений система охлаждения не получит. С тягачами, тракторами и уж тем более грузовиками те сами разберутся.
Комдив был счастлив, принимая немецких генералов и знамёна. Комиссар радостный бегал, а дивизионный особист, бывший в колонне, подошёл ко мне и приказал сдать оружие. Сдал, куда деваться. Два бойца связали мне руки спереди, обыскали и повели к машине, а потом мы всю ночь катили к штабу фронта. В охране были бойцы моего отделения на полуторке. По прибытии меня сдали с рук на руки особистам фронта (руки, кстати, развязали), и уже через час самолёт, копия «дугласа», со мной на борту, а также с попутным грузом и пассажирами, вылетел в Москву. Весь полёт я проспал.
В Москве была ночь, когда мы сели на военном аэродроме и меня под конвоем доставили не в Генштаб, как я думал, а на Лубянку. Особо не разговаривали, приняли все мои вещи по описи, в том числе и вещмешок с личными пожитками; забрали ватник и тёплые штаны, оставив валенки. После чего отправили в камеру, причём довольно тесную, в которой вместе со мной нас стало семеро. Хотя, на мой взгляд, камера была на четверых, не более. Ну и то, что все тут военные, как-то не успокаивало.
Пройдя от двери к шконке, я сказал:
– Доброго вам в хату.
– Не ори, видишь, люди спят, – буркнули мне в ответ. – Устраивайся с краю, если сможешь.
– Ничего, в тесноте да не в обиде.
Я был в одной телогрейке поверх формы, даже одеяло не выдали. Однако лечь я не успел: один из командиров (а тут все командиры были), сонно завозившись, вдруг сел и властно спросил:
– Кто такой? Доложись!
– Техник-интендант второго ранга Гусаров. Был задержан, причины задержания не объяснили. Вины за собой не вижу, так что будем ждать, пока разберутся.
– Гусаров. Знакомая фамилия.
– Да, тот самый, – подтвердил я.
Кстати, чтобы награды мои не были утеряны, я их снял перед задержанием и убрал в Хранилище, да и все документы тоже. Особист наш дивизионный ворчал, что их нет, а я лишь пожимал плечами: мол, куда-то задевались. Нормально прошло. Забрали лишь личные вещи и табельный пистолет; автомат тоже в Хранилище, а то я бы его больше не увидел.
– Яблоки будете? Меня тут обыскали плохо; точнее, пока обыскивали, я их в карманы конвоиров убрал, а после обыска обратно забрал.
– Давай, – сразу раздалось несколько голосов.
Яблок было как раз по числу сидельцев, так что мы похрустели витаминами. Тут мне и место нашлось, и пола шинели, чтобы укрыться, поэтому вскоре я уснул.
Утром баланду принесли, иначе её не назовёшь. Есть я не стал, отдал другому узнику, фигурой похожему на глисту. Он постоянно есть хотел, хотя, судя по форме, относился к старшему комсоставу: не генерал точно, но около майора, думаю, будет. Причём на рукавах были следы от звёздочек, а значит, политработник, батальонный комиссар, скорее всего. Остальные тоже от капитана до полковника; генералов, видимо, в других местах держат. А из политработников был только глист. У него и во внешности было нечто подобное. Всё время врёт; я думаю, его сюда посадили специально: на местных работает и сообщает, что узнал. Подсадной. Когда глист к параше отходил, я своими подозрениями с одним бывшим полковником поделился (у него петлицы были на месте). Он нехорошо так на глиста посмотрел; как бы тому ночью тёмную не устроили со смертельным исходом.
После завтрака прошло не больше часа, и моих соседей начали на допросы таскать, а про меня как будто забыли. Многие заметно побитыми возвращались, некоторые скособоченными, но следов было мало. Видимо, бить, не оставляя следов, здесь умеют лучше, чем в милиции. Глиста тоже забирали, причём два раза. После последнего возвращения я почуял, что от него салом несёт, копчёным, да и другие начали принюхиваться.
А я ведь отлично всё слышал и видел, что происходило в кабинете. Глист доносы строчил о том, что происходит в камере. Я же говорю – подсадной. Хорошо хоть, его целью являюсь не я, а тот полковник, ну и по остальным тоже сообщает всё, что слышал. Его бутербродами с чаем накормили и отправили обратно. А вот насчёт себя я информации пока не нашёл; почти все кабинеты прослушал, но моя фамилия так и не мелькнула. Разве что, когда глист докладывался, про яблоки, сволочь, сообщил, а вчера хрустел ого-го. Их заинтересовало, как я смог протащить, и в нашей камере внеплановую проверку устроили, всё обыскали. Особенно со мной старались, я даже пару раз по почкам получил, когда возмущаться начал. Но ничего не нашли.
После обеда, состоявшего из жидкого супа, который я всё же съел, наконец выяснилось, почему меня привезли на Лубянку. Пока наверху два командира НКВД орали друг на друга, как мартовские коты, я лишь посмеивался. Один из них, приехавший, как я понял, за мной, кричал, что моё доверие к ним теперь трудно будет восстановить. И он был прав: доверия к ним у меня больше нет. А ошибка вышла довольно интересная.
