Вечером двадцать восьмого декабря сорок первого года я возвращался обратно к полку, выбив передвижную баню в штабе корпуса. Сзади катил длинный трейлер бани, а я сопровождал его, чтобы по дороге никто не отобрал. Ночь, авиации противника можно не опасаться, да и с такими морозами те практически не летали. Взор у меня брал уже три тысячи метров, недавно перешел рубеж. Опции никакой не открылось, будем ждать четырёх тысяч. И вот сейчас Взор дал сигнал: ясно показал, что в глубине леса, к опушке которого мы подъезжали по дороге, пересекающей лес насквозь, готовит засаду неизвестная группа. Думаю, это немцы, вполне в их духе. Практически всех недобитков отловили, но мелкие группы ещё бродят, если не поморозились. Самые стойкие остались. Вполне возможно, что это одна из таких групп: почти всё оружие немецкое. Разве что ручной пулемёт, пара автоматов, шесть винтовок Мосина и две самозарядные винтовки наши. Скорее всего, трофеи. К своему-то оружию боеприпасов почти не осталось.
– Притормози, – скомандовал я водителю нашей передовой машины.
Всего в нашей колонне, кроме самой бани и трёх машин с другим банным оборудованием, было двадцать три автомашины. Я возвращался со складов, где получал материальное обеспечение, даже три сорокапятки смог выбить за мзду, а то с артиллерией в полку плохо, мало осталось. Похоже, из своих запасов придётся пополнять. В десяти машинах перевозили пополнение; те хоть и в форме, в зимнем обмундировании, но без оружия: мол, в полку получите. А я точно знал: лишних стволов нет, около пятидесяти единиц наберётся, не более, а пополнения – две сотни без малого. Чую, хотят, чтобы я поделился. Наш полк вообще плохо вооружением пополнялся, но я делиться не отказывался, так что наше соединение по тяжёлому вооружению снабжено лучше всех не только в дивизии, но и в армии.
Наша дивизия подчинялась напрямую штабу армии. Всё хорошо, но особист полка строчил рапорта наверх, трое в моём окружении на него работали. Ну, без этого никак, так что я особо не удивлялся. С комиссаром полка у нас сложились отличные отношения, он особенно был впечатлён точностью огня миномётной батареи, которой я командовал. Даже сожалел, что нового командира прислали: молодой, только из училища, ускоренный выпуск. Предложил мне в партию вступить, а я сообщил, что и так кандидат, но книжицу кандидата забрал комиссар нашего управления. Он попытался поднять шумиху, да не вышло: сверху рявкнули, чтобы не в своё дело не лез.
Колонна остановилась, до немцев было метров пятьсот. Я специально проехал поближе, чтобы использовать неучтённый ротный немецкий миномёт, который я возил в своём грузовике. Отдал распоряжение достать его и три ящика с минами (больше боеприпасов к нему не было) и с тремя бойцами собрался пройти вперёд, когда подбежал интендант второго ранга Архипов, начальник банно-прачечного отделения нашей армии. Иначе говоря, начальник бани, которая ехала в центре нашей колонны.
– В чём дело? – подбежав, спросил он.
– Немцы, товарищ интендант второго ранга.
– Как вы их увидели?
– Дымом от костра и паром выдали себя. Засаду на лесной дороге устроили. Сейчас прочешем там всё из миномёта и дальше поедем.
– А ты умеешь? – уточнил тот.
– Да, приходилось командовать миномётчиками в наступлении. Бойцы передовых рот были довольны результатом.
– Хорошо.
Мы пробежали вперёд; за поворотом и будут немцы, а на повороте стоял наблюдатель, я его снял из карабина, который одолжил у одного из водил. У меня автомат был, но для него далековато. Немцы в засаде заволновались и промедлили с отходом, так что мы успели в центре дороги установить миномёт. Я сам вывел прицел и велел одному из бойцов опускать первую мину в трубу. Хлопок – и та, взвившись вверх, понеслась вперёд и рванула между трёх немцев, раскидав их. Калибр небольшой, но досталось всем троим: один точно погиб, двое тяжелораненые. Поправляя прицел, я отправлял серии мин по три штуки; примерно половина из них детонировала в ветвях деревьев, но немцам всё равно доставалось смертельным дождём осколков.
По дороге навстречу нам ещё одна колонна шла, но встала, заслышав звуки боя и разрывов мин: выжидали. Мы успели выбить половину группы, около двадцати солдат, когда немцы спешно стали отходить вглубь леса. Выпустив им вслед последние три мины, я отправил бойцов обратно к колонне, а сам остался на месте. Когда машины подошли, миномёт закинули в кузов (ящики из-под мин я уже ранее на обочину скинул), и мы поехали к месту засады. Я вызвал тридцать бойцов пополнения, а с ними и начальника разведки полка, который отбирал и сопровождал их, и отправил в лес: пусть оружие собирают.
Начальник разведки нашёл двух легкораненых, но оглушённых немцев (точно окруженцы), и занялся ими: решил с собой взять. Остальных хладнокровно добили. Пополнение действительно бывалым оказалось и работали спокойно. Встречная колонна была санитарной, раненых везла. Подошли, узнали, что у нас происходит, и дальше покатили.
Мы покинули лес и выехали в поле, до штаба полка оставалось километров восемь. В километре справа, на опушке леса Взор показал скопление немцев. Не тех, которых мы миномётом расстреляли, а других, почти роту. Оттуда заговорили три пулемёта. Я приказал ускорить движение, чтобы выйти из-под обстрела, недоумевая, чего это немцы такие наглые и смелые, когда страшный удар в бок бросил меня на водителя. Дальше ничего не помню: потерял сознание от боли. Надеюсь, парни смогли вырваться, шансы были немалые. Главное, чтобы машину в центре не подбили, иначе те, кто сзади, не смогут её объехать из-за снежных заносов и станут отличными мишенями.
* * *
Очнулся я… не знаю, через какое время. Но очнулся сразу и открыл глаза, постепенно приходя в себя. Сознание ещё плавало, но соображать я уже мог. Все три опции были доступны, раскачаны, а значит, я не умер и всё так же в теле Максима Гусарова. Сильно ныли бок и внутренности живота. Запустив стандартную нулевую диагностику тела, которая съела один процент заряда (раньше больше было), осмотрелся. Я находился в госпитале, в ночной палате, двухместной, на второй койке кто-то похрапывал: Взор показывал, что сосед одноногий. Дождавшись окончания диагностики, я изучил результаты. Диагностика показала, что мне провели операцию брюшной полости, распахали всего, трети кишок нет: видимо, вырезали, а на боку – большой шрам, всё ещё прошитый нитками.
То, что палата небольшая и комфортная, это понятно: Героям Советского Союза положены такие льготы, а вот что произошло, сейчас попытаюсь проанализировать. Но сперва я запустил лечение. В Исцелении у меня открыто уже тридцать два умения из ста, всеми я пользовался, и вот стал наращивать кишки и убирать повреждения. Полностью заряд потратил, но внутренности все восстановил. Шов послеоперационный на боку как был, так и остался: не хватило заряда на него. После лечения я килограмма три скинул: материал из тела брался, из жирового слоя. Шрам пока трогать не буду, иначе врачей насторожу. Ранение в живот неприятно, но сам желудок цел, только кишки пострадали.
С ранением ладно, разобрался, но как это произошло, стоит обдумать. Немцы стреляли издалека, хотели бы проредить колонну – ближе бы подошли. Больше похоже на отвлечение внимания, чтобы силы наши раздёргать. А те, на лесной дороге? Может, готовились к какой акции, атаке на нашу тыловую часть? Может, на штаб? Теперь поди гадай. Начальник разведки полка не сообщил мне результаты допроса тех двух подранков. Меня иногда как переводчика использовали, но это когда пленных итальянцев брали (наша дивизия с одним из полков макаронников схлестнулась), а так начальник разведки немецкий знал, хуже моего, но знал.
