Я развернулся и вошёл в подъезд, поднялся в квартиру. Опергруппа уже отбыла. Настроение они мне не испортили, и я занялся тем, что планировал: пирожными с заварным кремом. Надеюсь, получатся. Сосед продегустирует и выскажет своё экспертное мнение, я ему уже много чего скормил.
* * *
Уговорить лечащего врача отправить меня на полный медосмотр удалось только через две недели. Три дня меня мучили разными обследованиями и анализами, но всё же подписали заключение: годен к строевой. Я эти две недели продолжал делать запасы горячих блюд, наварил литров двести компота и много чего ещё. Ходил в Дом спорта, вернул себе физическую форму, занимаясь с боксёрами. Я выигрывал в спаррингах за счёт высокой скорости и убийственных ударов, как их прозвали другие боксёры. Благодаря этому, да ещё в сочетании с современной техникой бокса, равных мне не было. Развивал также свои умения. Взор уже почти на пяти тысячах работал, двенадцати метров не хватало. Хранилище качал, но слабо, около четырёх сотен кубов. Я доставал «эмку» и ездил за город, два дня потратил, приводя в порядок оба Т-35 и ещё пару танков. Вот пока их доставал да убирал, и прокачал чуток Хранилище. В Исцелении было уже сорок семь активных опций из ста.
Ключ от квартиры я сдал заранее и уезжал из госпиталя, предварительно попрощавшись со всеми. Своему лечащему врачу я подарил трофейный пистолет, для девчат-медсестёр тоже были подарки, и даже для санитарок. Покинув госпиталь, я направился на железнодорожный вокзал.
Поезд в Москву уходил через час, я уже узнавал и даже билет получил у военного коменданта вокзала. Поезд пассажирский, не военный эшелон. В Москву я ехал не в интендантское управление за новым назначением. Нет, назначение я уже получил и ехал в свою новую часть. К сожалению, это не тот полк, в котором я служил до ранения. Тут всё отработано: о моей выписке сообщили в военную комендатуру Казани, ответственный сотрудник связался, с кем нужно, и получил информацию по моему назначению. Я его в комендатуре и получил вместе с дорожными и продаттестатом.
Я ехал к своей части с пересадкой в столице. Моя новая часть, танковая бригада, расположилась в районе Изюма, это где-то в Харьковской области. Я так понимаю, что часть, в которую я еду, будет задействована при наступлении на Харьков. Знаменитая Харьковская катастрофа с последующим Сталинградом? Чую, будет туго, но ничего, прорвёмся.
Добравшись до вокзала, я благополучно прошёл в купейный вагон. Согласно билету, моя полка – нижняя слева. Обнаружив на ней аж трёх сидящих, я удивлённо приподнял левую бровь и произнёс:
– Не понял?
Это не были представители криминального мира. Обычные такие людишки непонятного сословия, не то горожане, не то деревенские. Купе было переполнено, я насчитал девять человек на верхних и нижних полках. На мой вопрос не ответили, отвернулись, как будто это их не касается, поэтому я сказал:
– Занимаем места согласно купленным билетам. Предъявляем билеты. Если билета нет – вон из купе.
– А ещё красный командир, – сказала одна из трёх женщин, сидевших в купе.
– Я за порядок. Есть билет – едете. Нет – пошли вон.
– Мы заплатили, – пискнула другая женщина.
– Кому платили, тот пусть вас и рассаживает, а я тесноты в своём купе не потерплю. Мне вас вышвырнуть, или сами уйдёте?
Стоило только кобуру с парабеллумом расстегнуть, как они быстро собрались, вещи свои прихватили и ушли. Ни у одного из них билета в это купе не было. Понятно, что проводник химичит, но я не собирался терпеть неудобства из-за его желания подзаработать. Слегка прибравшись в купе, я закинул свой вещмешок на багажную полку, положил на него фуражку, отстегнул и снял ремень вместе с портупеей и стал расстёгивать пуговицы шинели, когда меня прервали.
– Извините, к вам можно? – услышал я за спиной.
Обернувшись, я увидел миловидную женщину лет тридцати, рядом с которой стояла девочка лет восьми; сразу было видно, что мать и дочь. Я молча изучал их, и женщина, видимо, приняв моё молчание за раздумья, поторопилась объяснить:
– У нас билеты в это купе. Мы пришли, а тут всё занято, и уступать отказались. А проводник сказал: ищите места сами.
– Да, конечно, проходите. Давайте, чемодан и сумку на багажную полку уберу.
Доверчивостью я не страдал, поэтому, убрав багаж, билеты всё же проверил. Так и есть: моё купе, нижняя и верхняя полки, друг над другом. Когда я снял шинель, девочка охнула, увидев награды. Шинель я свернул и убрал наверх, застегнул ремень уже поверх френча, согнав складки назад, надел фуражку и сообщил, покидая купе:
– Можете раздеться, мешать не буду.
Закрыл дверь и встал рядом с купе. По коридору шастало множество народу. Думаю, у нас есть ещё и четвёртый пассажир, но его тоже прогнали, и он где-то отсиживается. Если мозги есть, придёт, а нет, так нет. Поезд не проходной, тут формировали, так что и пассажиры только-только занимали места.
Перрон медленно поплыл назад, а ветерок принёс клубы дыма от паровоза. Заметив, что поезд тронулся, я довольно кивнул. Прощай, Казань, я буду тебя помнить. Соседка позвала в купе, так что, отбросив все мысли, я вошёл и устроился на своём месте у окна, представился сам, а они – в ответ. Так я узнал, что мать и дочь Мышкины едут в Москву к мужу и отцу, который лежит в столичном госпитале. Посочувствовал им, приободрил (главное, живой), рассказал пару баек из фронтовой жизни, чем ещё больше расположил к себе соседок. Когда они начали накрывать на стол, разворачивая свёртки с едой, я решил поучаствовать в застолье. Не знаю почему, но у многих пассажиров рефлекс: поезд тронулся – нужно достать запасы и подкрепиться. Другие, видя это или чуя запах, тоже достают, и уже через полчаса после отхода от перрона весь вагон принимает пищу. И можете быть уверены, что в других вагонах то же самое.
Так вот, я решил встать, сходить в тамбур, если он свободен от курильщиков, там незаметно достать провизию и присоединиться к столу, как вдруг дверь отошла в сторону, и в проёме показалась небритая харя:
– Тут свободно?
– Если билет есть, то конечно.
Дверь захлопнулась, даже излишне сильно. Я встал и поправил складки френча: он не парадный, а вроде гимнастёрки, поэтому ремень сверху и сгоняешь складки назад. К слову, в марте этого года были отменены звания интендантов. Я был техник-интендант второго ранга, а теперь – лейтенант интендантской службы, так и в удостоверении записано. Выходя из купе, я сказал:
– Сейчас горячего принесу. А таких безбилетных попутчиков не пускайте. Если что, я скоро вернусь.
Даже в коридоре на узлах сидели люди, в тамбуре – тоже, так что я туда не пошёл. Пришлось в угол лицом встать и, подняв руки на уровень груди, вызвать два армейских котелка. От обоих шёл пар. В одном – уха, в другом – чай. Брать чай у проводника я не хотел: мало ли как тот пожелает нам отомстить. С котелками в руках я вернулся в купе и постучал ногой: руки-то заняты. Открыла Ольга, дочка Марии Мышкиной.
