Он встретил Лену из роддома. Позвонила теща и взволнованно сообщила, где и во сколько быть. Он приехал вовремя. Правда, без цветов. Теща улыбалась, но слегка раздраженно.
– Ну как так можно? На выписку! – сказала она отчего-то шепотом.
– Отстань от парня. Бухал небось на радостях, – хохотнул нетрезвый тесть, многозначительно хлопнув Виталия по спине. – Я к тебе вообще на выписку опоздал, ты помнишь?
– Забудешь такое, – улыбнулась теща и деликатно высморкалась в платочек.
Тесть еще раз хлопнул Виталия, кивком указывая куда-то в сторону ворот. Он покорно пошел и обнаружил на углу цветочный ларек. Ему вдруг стало нехорошо, голова закружилась. Присел на ступеньке.
– Ну что, папаша, ноги от радости не держат? Сын небось? Сейчас, все сделаем в лучшем виде! – Выскочившая из дверей продавщица, громогласная, наглая, удивительно легко и уверенно ухватила Виталия за подмышки и, заведя внутрь киоска, усадила на замызганную колченогую табуретку.
– Хилые какие мужики пошли. Нервные. Каждый день с этих ступенек кого-нибудь поднимаю, – тараторила тетка. Назвать ее цветочницей язык не поворачивался. Виталию хотелось попросить, чтобы она говорила потише – голова раскалывается, – но он не решился. Она сунула ему в руки нечто, по запаху похожее на растворимый кофе, но тут же забрала стакан. – Подожди, ты что, трезвый, что ли? Тогда тебе поправиться надо. Ну кто ж на выписку не с бодуна и трезвым приходит? Непорядок. Папа с мамой там?
– Кто? – выдавил из себя Виталий.
– Тесть с тещей там, спрашиваю?
Виталий понуро кивнул.
– Так, тогда букет надо побогаче сделать, иначе припоминать всю оставшуюся жизнь будут. И водочки тебе поправиться. А то тесть не поймет, осудит. Да и теща решит, что ты не рад, раз не напился. Держи, пей. – Продавщица выдала ему «мерзавчик».
– Не хочу, – отмахнулся Виталий.
– Сегодня надо. Иначе не продержишься. Еще за добавкой прибежишь, чтобы веселее на жизнь было смотреть. Поверь тете Любе, она плохого не посоветует. – Продавщица нависла над ним и не отходила.
– А кто такая тетя Люба? – спросил Виталий.
– Ха, так я и есть. Сейчас я для тебя главный человек, – рассмеялась продавщица.
– Я не могу водку. Чистую не могу, – признался Виталий, как признавался бабушке, что не может есть кашу, если в ней сверху плавает ошметок масла.
– Ох, молодежь… ну держи клюковку. – Тетя Люба выдала такой же мерзавчик, только ядреного красного цвета.
– Кошмар, какой цвет, – сказал Виталий.
– Так ты выпей, второй покрасивее покажется, – опять расхохоталась продавщица.
Пока Виталий пил клюковку, не без удовольствия – она показалась ему вкусной и сладкой, – тетя Люба крутила букет.
– Надо еще пальмовых листьев для значимости добавить. – Она придирчиво разглядывала собственное творение и советовалась сама с собой. – Мальчик ведь, да? Тогда точно нужно.
– А это надолго? В смысле, здесь быть? – спросил Виталий.
– Ну смотри, здесь еще на час-полтора как минимум, потом домой поедете, там отметите. Так что сам считай. И ты это, поешь что-нибудь, закусывай, а то до вечера не протянешь, – посоветовала тетя Люба.
– Спасибо. – Виталий, еле державшийся на ногах, потный и липкий, получил в руки монстрообразный букет – пошлый, яркий, с топорщащимися листьями, украшенный бантами и лентами.
– Такой нужен? – уточнил Виталий, с ужасом глядя на этот флористический кошмар.
– Не боись. В лучшем виде все будет. Тетя Люба знает свое дело. Приходи за девочкой, – хохотнула продавщица.
Виталий шел назад, едва передвигая ногами. Ему хотелось уйти из больничного двора, избавиться от букета, который приторно и отвратительно пах. Хотелось выпить еще клюковки, но тетя Люба не дала, когда он попросил. Сказала, хватит. Он послушался. Ему было странно стоять пьяным в такой день и чего-то ждать. Смотреть, как теща то забегает внутрь здания, то выбегает на улицу.
– Поздравляю вас, – сказал Виталий и вручил теще букет. – Он хотел добавить «с внуком», но вдруг забыл, кто у него родился – мальчик или девочка. Наверняка Лена ему говорила, а он не запомнил. Хотя как он мог не запомнить такое? Это ведь странно. Его тошнило. На помощь пришел тесть, который хлопнул по плечу уже с одобрением и протянул бутылку с водой. Вода оказалась газированной, а Виталий с газом не любил, «поперхивался», как говорила бабушка. Пить ее прямо из горла тоже не умел – газики тут же в нос шибали, и он закашливался до слез.
– Ой, Виталик, какая красота, спасибо тебе, родной! – тут же откликнулась на букет теща и кинулась обниматься.
Ему вручили замотанный сверток, перевязанный голубыми лентами. Тесть сделал парадную фотографию, после чего сверток перехватила теща и больше не выпускала из рук. Дома до Виталия никому не было дела. Лена стала совсем чужой. Теща что-то суетливо уносила, приносила, переставляла. Виталий пытался войти в их бывшую спальню, переоборудованную под детскую – там теперь стояли детская кроватка и комод. Лена отмахнулась: мол, не сейчас, а теща его вытолкала.
– Леночка кормит. Не мешай. Потом, все потом, – причитала она.
Виталий посидел для приличия, закусил, как велела продавщица из цветочного ларька, и уехал в бабушкину квартиру. Никто не заметил, как он уходил. Виталий звонил Лене дважды в день – утром и вечером, но всегда некстати. Она или кормила ребенка, или купала, или спала. Отвечала раздраженно. Потом вообще перестала подходить к телефону – трубку брала теща. Тоже сдерживалась из последних сил, но силилась сохранять приличия. «Нет, они только уснули. Врач пришла на осмотр. Пупочек зеленкой мажут. У Леночки мастит. Температура. Ушли гулять. Через два часа вернутся. Молоко плохое, надо на анализ сдать. Придется на детское питание переводить. Леночка еле ходит. Спят. Не спят совсем. Всю ночь на ногах. Еле укачали. Массажистка хорошая. Нет, плохая. Врач нужен другой. Ищем. Всех знакомых на ноги поставили. Детское питание плюет, срыгивает. С ума уже все сошли. Температура после прививки. В поликлинике насморк подхватил. Носик надо чистить, сопельки убирать. Плачет».
В один из этих бесконечных, похожих один на другой дней Виталию стало страшно по-настоящему. Он вдруг понял, что не знает, как зовут его сына. И не может вспомнить отчества тещи и тестя. Людмила и Степан. А по отчеству? Кажется, Людмила Федоровна или, наоборот, Степан Федорович? Нет, Людмила… Ивановна или Михайловна, точно. И Степан…
Он ни разу не обратился к ним напрямую. Обходился вежливыми «вы» или «не могли бы вы». Как мог забыть? А ребенка как назвали? Неужели Лена сказала, а он не запомнил и просто согласился? Нет, они точно не обсуждали имя. Вот как? У него родился сын, а он не знает, как его зовут. И не знает, как спросить. Во сне ему виделась дочь, а не сын. Он хотел ее позвать, но не помнил имя. Девочка казалась несчастной, одинокой, он хотел к ней подойти, но что-то мешало, останавливало. Будто он не имел права к ней приблизиться. Девочка в его сне упала с качелей и заплакала. Он бросился к ней, но опять его что-то откинуло. Как ее зовут? Он ведь знал, не мог забыть, невозможно. Что-то простое… Лена, Люся, Катя, Света…
