– Но я же отказался! Ради тебя! – кричал он.
– От чего? У тебя никого и ничего нет. У меня есть. Прости. Правда, это становится невыносимым. Ты невыносим. Никакой радости от встреч. Надоели скандалы. Я приезжаю к тебе не за этим! – Инга тоже кричала, плакала, доходило до истерики.
– Хорошо. Уходи. Только больше не возвращайся. Никогда! – орал Виталий.
Едва за Ингой захлопывалась дверь, он проклинал себя за эти слова. Пусть уходит, только возвращается – на час, на минуту. Ему достаточно этих встреч урывками.
Он бродил по квартире в надежде найти какую-нибудь вещь, которую забыла Инга. Сколько было этих вещей за все годы? Не так уж и много. Расческа, губная помада, ручка, блокнот, журнал, браслеты. Он складывал все в коробку. Каждый раз собирался выбросить и не мог. Эти предметы давали ему пищу для воспоминаний. Когда образ Инги начинал гаснуть, Виталий доставал коробку, перебирал ее вещи и она опять стояла перед глазами. Сейчас она, кажется, ничего не забыла.
Виталий подобрал с пола резинку-«клячку». И карандаш. На мольберте, к которому он не подходил месяцы, проведенные с Ингой, так и стояли рисунки, работы Лерика. Виталий не знал, что с ними делать. Позвонить Лене и отдать? Зачем? Он пытался вспомнить, о чем они говорили в последний раз. Хотя какая теперь разница? Даже если она и звонила, он не подходил к телефону. Кажется, она хотела, чтобы он сказал Лерику, что не просто преподаватель, а отец. Или, наоборот, чтобы не говорил? Теперь это не имело никакого значения. Виталий точно помнил одно – никаких особых чувств оттого, что его сын находится рядом, он не испытывал. Мальчик как мальчик. Способнее остальных, но не более того. Лена, кажется, говорила, что Лерик очень на него похож. Ничего в душе не перевернулось, не отозвалось, не закричало. Или просто помешала Инга? Сейчас он испытывал лишь досаду, не в силах решить – хранить рисунки или нет? Засунул на книжный шкаф. Потом выбросит.
Виталий постепенно вернулся к работе, которая не приносила никакого удовольствия. Вроде бы жил.
Телефонный звонок раздался поздно вечером. Виталий дернулся. Инга. Только она ему звонила в такое время.
– Инга?
– Нет, это Лена.
– Какая Лена?
– Твоя бывшая жена, мама Лерика.
– Да, прости, привет. Что-то случилось?
– Случилось. Поэтому так поздно звоню. Тебе, наверное, лучше приехать…
– Куда? Зачем?
– Твоя мама. Она умерла.
– Мама? Как умерла? Когда?
– Точно не знаю. Несколько дней назад, наверное. Мне сегодня позвонили. Тебе нужно с документами разобраться. Ее увезли. Но много формальностей. Только ты можешь… как сын.
– Куда мне ехать? В морг?
– Нет, сюда. В квартиру. Я тебя дождусь, если хочешь.
– Да, дождись.
Виталий не понимал, что происходит. Почему о смерти матери ему сообщает Лена? Почему мама умерла несколько дней назад?
Он приехал в квартиру, в которой не был… сколько… десять, пятнадцать лет? Боялся заходить, не зная, что увидит. Бомжатник? Разбросанные по квартире бутылки? Развороченную мебель? Как она вообще могла умереть? Так рано? Сколько ей было? Виталий не знал, сколько лет его матери. Не мог вспомнить год ее рождения.
– Привет. – Его встретила Лена. Опять она. Как тогда с бабушкой.
– Да, привет. – Виталий хотел спросить, почему она здесь? Как узнала? Что вообще произошло?
Лена предупредила все его вопросы, отведя на кухню. Там, над обеденным столом, висел огромный плакат. На ватманском листе были записаны номера телефонов, скотчем прикреплены фотографии. Он в детстве, с телефонной трубкой и медведем, как в те годы фотографировали детей в детском саду. Бабушка на каком-то параде в компании с другими людьми. Бабушка держит флаг. Веселая, счастливая, молодая, красивая. В коротком плаще. Ноги идеальные, стройные. Виталий ее такой не помнил, не знал. Фотография мамы – она совсем молоденькая. Лет восемнадцать, не больше. Стоит, прислонившись к стене. Пытается позировать. Где это? Кто ее снимал? Какой год? Две фотографии, прикрепленные рядом. На них, кажется, один ребенок, но один из прошлого, другой – из будущего.
– Это ты и Лерик, – объяснила Лена.
Виталий не понимал. Это он, да. Помнил, что плакал и не хотел фотографироваться. И мальчик рядом – тоже он. Только в другой рубашке, с другой прической. Но черты и выражение лица – один в один.
– У меня тоже есть такая фотография, – сказала Лена, – поразительное сходство. Сама каждый раз удивляюсь.
– А это что за цифры? – Виталия начало подташнивать, голова кружилась.
– Это – когда у Лерика были утренники в детском саду и праздник в школе. Это – когда он выступал на празднике букваря, а это – когда читал стихи на конкурсе «Художественное слово». – Лена показывала на цифры и рассказывала.
– Откуда? Ты общалась с мамой? – наконец выдавил из себя Виталий.
– Конечно. Она была и на утреннике, и на конкурсе. На дни рождения Лерика приезжала. Ты разве не знал? Она от тебя подарки передавала. Они с моей мамой в последние годы очень сдружились. Мама плачет, не может себе простить, что не позвонила ей вовремя. Они созванивались. Не часто, конечно, но раз в несколько дней обязательно. Мама в пансионат уехала. Еле ее уговорила. Она не хотела ехать, будто чувствовала. Вернется к похоронам. Не могу ее никак успокоить. Переживает, что чужие люди ее нашли, а не мы, родные. Твоя мама всегда боялась умереть вот так, в одиночестве. Мы перед ней виноваты. Очень. – Лена заплакала. – Я тут прибрала, вещи все сложила. Документы на столе. Надо подумать, на каком кладбище хоронить, кого позвать, где поминки устраивать.
– Я не знаю, ничего не знаю. – Виталию стало страшно. Голова гудела, уши закладывало, будто он вдруг попал в самолет, который резко снижался.
– Ничего, я рядом, мы справимся. Если не хочешь, устроим все тихо. Будем только мы, родные, – говорила Лена.
– Почему? Не понимаю. Кто ее нашел?
– Соседи. Соседка. Зашла что-то отдать. Извещение какое-то. Твоя мама не открыла. Соседка стучала, звонила. Опять никто не открыл. Она зашла позже и вызвала милицию, а те – МЧС. Дверь вскрыли. Мне позвонили сразу же. Вот, видишь? – Лена показала записанный на ватманском листе телефон.
– Почему не мой? – прохрипел Виталий.
– Она не хотела тебя беспокоить.
– Почему ты не говорила, что с ней общаешься? Что она видится с внуком? – Виталий не понимал, что происходит. Опять… Тогда бабушка и Лена, теперь мама и снова Лена… У него закружилась голова.
– Ты не спрашивал. Да мы и не общались с тобой. А как я могла отказать? Она же родная бабушка. Лерик радовался, когда она приезжала. И твоя мама была к нему очень привязана. Не знаю как, копила, наверное, но всегда дорогущие подарки Лерику делала, – рассказывала Лена, буднично, спокойно, даже с улыбкой.
