вспомним ли мы Шлимана, раскопавшего легендарную Трою? Шампольона, расшифровавшего египетские иероглифы? они открыли нам древнейшую нашу историю;
а кому обязано человечество десятками и сотнями миллионов жизней? Луи Пастер, создатель теории и практики вакцинации, вакцин от бешенства и сибирской язвы; отец антисептики Джозеф Листер с его карболовой кислотой; Роберт Кох, борец с туберкулезом, холерой, малярией; Владимир Хавкин, создатель противохолерной и противочумной вакцин;
…и у всех у них — у всех у них! — были возлюбленные и семьи, или одиночество и личные драмы, они творили в муках и радостях, они были цветущими юношами, потом зрелыми мужами (гладкая юная кожа покрывалась морщинами и увядала, тускнело сияние глаз, черные или русые кудри редели) потом старцами, лысыми или седыми, сутулыми и дряхлыми, пожинающими лавры свершений зрелых лет; потом их хоронили, плакали над могилами родные, вспоминали лучшие дни друзья, шумела листва наверху или мороз серебрил голые ветви, памятники стирались дождями и ветром, и уже не вспомнить, что они любили есть и пить, чему смеялись, как часто ходили в храм, гладили собак или кошек, растили детей и мечтали — они мечтали! — о лучшем будущем для человечества: будущем, которое они создавали в бессонных ночах, в безденежье и болезнях, в торжестве побед и наград; они были вспыльчивы или терпеливы, кто-то отличался ревностью и коварством, кто-то щедростью и добротой, одни были смешливы, другие меланхоличны, болтливость и молчаливость, редкая скромность и частое хвастовство, среди них встречались щеголи и неряхи, распутники и девственники, умелые спекулянты и бескорыстные простофили, отъявленные карьеристы и затворники — им завидовали, на них клеветали, ими восторгались и заискивали знакомств, сами они искали покровителей или посылали подальше кредиторов, они дружили и ссорились, упорно и терпеливо шли к цели, преодолевали провал за провалом… один не терпел конкурентов, другой был падок на придворные должности и ордена, третий не признавал своих незаконнорожденных детей, у четвертого пальцы были желтыми от табака, один благоухал духами, другой застарелым потом… какими разными они были, какое множество неповторимых личных черт!..
но они, железная когорта первопроходцев цивилизации, эстафета избранных из элит всех поколений, соль земли, гордость рода человеческого, свет в тоннеле Времени, факелоносцы, творцы, реинкарнация Демиурга в нашем земном мире,
и никто никогда не узнает, то был эллин или римлянин, сказавший первым слова, которые тысячи лет спустя повторил человек благороднейшей из профессий — голландский врач Николас ван Тюльп, и тем будет помянут со всеми:
Consumor aliis inserviendo
Служа другим, расточаю себя
…………………………
И, написав эти слова и поставив последнюю точку, Мелвин Баррет уперся локтями в стол и долго смотрел за окно своей хижины, на узорные голубые пятна неба между лесных крон. Он не мог унять глубокое дыхание, руки его дрожали, в горле стояли слезы.
Ему виделась огромная гора, пологая вершина которой поднималась из клубов бескрайней пелены тумана. Много людей стояли на той горе, туман скрывал стоявших ниже, а чем выше — тем крупнее казались фигуры. Они стояли, молодые и старые, в набедренных повязках и белых тогах, в латных панцирях и бархатных камзолах, цветных сюртуках и черных фраках с манишками, в напудренных париках и лысые, смуглые и альбиносы, молодые и старые, стройные и толстые, глаза их были голубые и серые, карие и зеленые — но лица всех были суровы и мудры, печать больших дел лежала на них…
— И все это были белые мужчины, — тяжело и утверждающе проговорил Мелвин Баррет, медленно выныривая в действительность. Он открыл заветный ящичек, который называл сейфом, достал бутылку бурбона «Уайлд Турки 101» и пачку «Кэмел», сбереженные для этого торжественного дня, и аккуратно распечатал их. Плеснул в алюминиевую кружку, втянул через фильтр вкус и запах табака, на вдохе выцедил виски длинным тонким глотком, пуская его тонким слоем между языком и небом и, не выдыхая, чтоб лучше хранить вкус и букет, зажег сигарету и медленно затянулся дымом поверх блаженного послевкусия.
— Хер вы у нас это отберете, — сказал Мелвин Баррет. И налил еще.
Глава 84. Обрывок лекции
из закрытого выступления профессора Джордана Питерсона в подпольном свободном университете Оттавы
<…Политкорректность — это возникшее и стремительно захватившее цивилизованный мир Новое Христианство. Оно возникло в кризисную эпоху, когда цивилизация уже усовершенствовалась в принципе до предела своих научно-технических возможностей, позволяющих создать принципиально высокий уровень материального и духовного комфорта, который уже не мыслилось возможным поднимать дальше. Дальше — могли быть только количественные изменения, не затрагивающие принципиальной сущности отношений и принципов общежития: каждый имел по максимуму благ, недоступных за пределами его мира.
В этих условиях имманентная жажда обновления и переустройства мира осталась в людях без позитивного, конструктивного применения. И — поскольку мысль и дух идут впереди реальных изменений, предшествуя им и предуведомляя о процессах, которые вскоре вырвутся наружу и начнут преобразовывать мир — в этих условиях происходит распад форм искусства и начинаются поиски смыслов и принципов за пределами реалистических форм.
В этот же период тяга к переустройству, которая психологически всегда оформляется как потребность в улучшении мира — ведет к созданию учений о большем счастье — то есть счастье более духовном, более справедливом, для всех и для каждого. Идеи равенства и братства овладевают уже не пророками и учителями, а массами.
Но, поскольку такое переоборудование мира, столь отрадное душе в кризисный период достижения цивилизационных целей и отсутствия целей для духовного и умственного достижения, противоестественно с точки зрения Природы, Мироздания, где равенство и в человеческом моральном смысле справедливость принципиально не существуют и невозможны — для внедрения нового порядка, ломающего психологические и социальные инстинкты людей, приходится создавать репрессивный аппарат насилия.
Насилие необходимо, чтобы адепт нового учения, новой религии, не имел собственного мнения, не мог противиться и возражать — а также был убежден, что работящий должен кормить лентяя, сильный подчиняться слабому, и нищий более угоден Господу, чем зажиточный труженик. И нет преимущества у умного, сильного, работящего и богатого — перед слабым, глупым, ленивым и бедным. Ибо — равенство. И все равны. И в братстве смысл жизни.
Сытые, имея избыток сил и благ, не видя конкретных целей — захватываются идеей высшего счастья — всеобщей справедливости в равенстве. Так на пике могущества разрушил себя Рим, таков путь и нашего мира.
Христианство говорило: и тогда в Горнем Мире вам будет просто кайф на вечные времена. Счастье и справедливость обретет каждый — вера есть наша несокрушимая твердыня.
…И вот политкорректность XXI века — это новое христианство. Возникшее в новую Эпоху Комфорта и Изобилия. В новую эпоху духовного кризиса, распада форм искусства и поисков целей и смыслов для приложения сил умственных, духовных и физических.
