Искусство, литература — должны воспитывать борца, правдолюбца, трудягу, человека с большой, черт вас всех возьми, буквы!
И покупайте критиков, интеллектуалов, профессоров, площади в газетах — хвалить это все! превозносить! как это? — раскручивать!
Живопись! Послать на хуй открытым текстом всех этих мазил и шарлатанов с их пятнами, горшками и говном в баночках! Жизнь!!! Пусть рисуют сильных красивых людей — и даже преодолевающий свой недуг инвалидов. Красоту и мощь природы, детей, влюбленных, усталых наработавшихся стариков. Люди ищут в картинах жизнь, чувства — а не их мудацкую заумь!
Одиннадцать. Моды! Не смейтесь. Мужчины должны быть похожи на мужчин, а женщины — на женщин. Задавите этот кретинский ваш «унисекс», это все мятое, как из жопы, бесформенное, безликое. Одежда должна облагораживать! Сила и стать мужчины, стройность и женственность девушки, аккуратность, красота, романтика, черт возьми! Хватит этой помойки, этих грязных волос и прыщавых харь, свиных глазок и жирных жоп! Наш идеал — здоровый, красивый, сильный, энергичный человек: покоритель мира, кумир друзей, ему все по плечу!
Н-ну-с, батенька, мы подходим к концу. Устал, в головку не вмещается? Запоминай, думай.
Двенадцать. Проникновение во все узлы государственного механизма с тем, чтобы их контролировать и захватить. На уровне штатов, округов, муниципалитетов, городов, что там у вас еще. Все суды всех уровней, все прокуроры, сенаты-конгрессы-легислатуры-что-там-у-вас, и — архиважно! — все эти избирательные комиссии, почтовые отделения, машины эти ваши компьютерные. Должна быть разветвленнейшая сеть! На каждом уровне — должен быть комитет, который создает и контролирует комитеты под собой, на уровне более низком.
Тринадцать. Теперь — переходим к выборам, да? Вы усвоили, что никаких честных выборов вам не будет, да? Ну так боритесь! Уничтожайте врага! При каждом пункте — организованная — ор-га-ни-зо-ван-на-я! — команда по контролю: наблюдатели, юристы, силовики-охранники (которые не дадут вытолкнуть людей), журналисты и блогеры. И не позволять — не паз-ва-лять! — никого отталкивать, удалять, отодвигать, тут же разоблачать ложь о прорванных трубах, категорически воспрещать закрывать окна от наблюдателей, прекращать подсчет и тому подобное. Повторяю: обеспечить каждую команду на каждом избирательном пункте юристами, силовиками, ораторами-демагогами, массовой поддержкой, сменным составом — смену обеспечить, сутки стоять на ногах у пункта люди не могут, составить график дежурства и контроля. И — обязательно! — свои люди в полиции: подкупить, нарыть компромат, как угодно — озаботиться заранее.
Четырнадцать. Организационный отдел. Орготдел, как вы уже поняли, является важнейшим в партии. Именно там — ищут и отбирают кадры, планируют направления и участки работы, контролируют весь процесс. Это, так сказать, итоговый пункт нашей программы.
Ну, и пара мелочей напоследок:
Пятнадцатый, стало быть, пункт: не пренебрегайте террором. Ваши враги не стесняются убить кого угодно, если им это нужно и сойдет с рук. Нельзя отказываться от террора! — нет, о массовом мы не говорим, нет-нет, потом не остановишь, сам в конвейер угодишь. Точечный, целевой. Убрать самых вредных людей, ключевые фигуры во вражеском стане. Как там говорили наши эсеры? «Любого можно убить». Пусть вас подозревают — хрен докажут! Прав останется тот, чья пропаганда лучше. Нужен свой, хорошо законспирированный, отдел ликвидаций — о нет, назвать его можно иначе, скажем: «Комиссия по гуманитарному равновесию». Специалисты все это умеют. Ликвидацию обычно проводят агенты, которых играют втемную. Да, батенька, мы все это когда-то проходили…
Ну, и последний пункт — шестнадцатый.
Против вас играет весь мир: глобалисты Запада, гегемонисты Китая, мусульмане Востока и вечно носящая нож за голенищем Россия. Против вас — Мировой Социалистический Интернационал, а это огромная сила. (Я бы их поддержал, но они давно уже продажные извращенцы, социал-фашисты с больной психикой, комплекс Герострата.)
Создавайте мировую сеть народов и государств Свободного Мира. Руку дружбы зарубежным политикам, борющимся за свободу против своих социал-фашистов, захвативших власть — всех этих Меркелей-Шмеркелей, Макронов-Шмакронов, против этого Брюсселя, где по краям — исламские головорезы, а в центре — охуевшие от своего гуманизма буржуа утопили мозги в пиве.
Помогайте им деньгами (только по-умному, тайно), пропагандой, обучением. Обменивайтесь связями. Посылайте своих людей — в нужный момент они помогут вам своими людьми, своими политическими связями. Пусть они вместе с вами работают над воссозданием, над реконструкцией свободного мира, его идеологии, его искусства, политики, черт возьми!
Вместе вам будет легче включать в свою орбиту колеблющиеся страны, распространять свое влияние на третий мир, перехватывать связи и заказы Китая и Исламского Востока — и непреклонно удушать своих врагов.
— Как бы нам это все назвать… — задумчиво протянул здоровый. Глаза его сузились. Губы были пригнаны плотно, как кирпичи.
Маленький встал, покачнулся с носков на каблуки, прочно расставил ноги, выбросил правую руку вперед, словно приветствуя дальних друзей:
— Да здравствует контрреволюция! — провозгласил он, катая «р» во рту, как шарик.
Здоровый хмыкнул и рассмеялся.
— Согласен: по сути верно, а по форме издевательство, — кивнул увлекшийся лектор-стратег и рубанул воздух кулаком:
— Реконкиста! Добро берет реванш. И не бойтесь пафоса, батенька, — прервал он открывшего было рот партнера, — толпа обожает пафос. Большие слова — символ великих дел. Слово — должно воплощать в себе великую идею, великую веру — в нашу победу! В нашу правду! Добро всегда побеждает! Наше дело правое, победа будет за нами! Каждый должен быть убежден в этом. Правда горит в наших сердцах!
— Теперь мне понятно, почему они держали тебя в этом гранитном форте, не спуская с него глаз, — проговорил Трамп.
Легкий апрельский ветерок пошевеливал край тента, сдул бумажную салфетку со стола.
— Люблю хорошую драчку. Всем козью морду сделаю, — мечтательно пообещал Ульянофф.
Глава 13. Мама, папа ранен!
В полдень над Уитерборо загремел колокол. Звон его был так тревожен и громок, мелодичен и надтреснут в то же время, что персонал и ходячие больные госпиталя Святой Марии ринулись к окнам, а сидевшие в баре «Ла Газелы» высыпали на угол Медоу и Вест Мейн стрит.
Колеблющий пространство медный гул не имел ничего общего с деликатным перезвоном Церкви Непорочного Зачатия в нескольких блоках отсюда. Колокол неистовствовал на высокой часовой башне Юнион Стейшен, главной достопримечательности города. А предшествовали этому странному и настойчивому звону следующие события:
Немногими минутами ранее к краснокирпичному параллелепипеду башни, вздымающейся на двести сорок футов в небо над городским пейзажем, подошел человек не совсем обычного вида и еще менее обычных манер. Черный чуб его торчал дыбом, рот изгибался самой распутной гримасой, а глаза под высокими вразлет бровями имели выражение насмешливое и даже издевательское. Но внешность была отнюдь не главным, как немедленно выяснилось.
