— Ты думал — Америка развалится, и тебе будет хорошо? Нет, парень. Ей плохо, а тебе сейчас будет еще хуже. По справедливости тебе же причитается твоя доля с общественного дохода, с развала? Вот сейчас и огребешь.
Уложили мы его под куст к Биллу. Валетом специально положили: пусть друг на друга любуются. Могут наговориться всласть, если захотят. Но они все молчали. Забавный такой дуэт в тени на травке: Клинтон в шортах и майке, как мы его взяли, ляжки розовые, жирные какие-то и безволосые, и рожа морщинистая — и Обама в серебристой спальной пижаме с монограммами, пучок длинных костей в коричневой коже и сушеная головка сверху.
Задницу его супруги уместить на стульчике было труднее.
— Ну что ж ты, Мишель — укоризненно протянул Кайл. — Потомок рабов, а такая страсть к собственным рабам. В смысле слугам. Слыхала: нет худшего господина, чем вчерашний раб?
Кайл когда-то учился в Колумбийском университете, и его исключили за то, что он избил нескольких уродов, когда свалили статую Колумба на Коламбус-Серкл. Дед Кайла был испанец и воспитал детей в духе, что именно испанцам принадлежит заслуга в том, что США вообще появились. А Кайл внешне худощавый, но удивительно жилистый и хлесткий в драке мужичок.
— На что тебе столько слуг? — продолжает Кайл. — И с чего это потомок рабов решила похлопать по спинке королеву Великобритании? Чтоб доказать свое превосходство? И, значит, ты гордилась Америкой только те восемь лет, что твой муж был президентом? А если Первая леди не ты, то ты Америку ненавидишь, мм?
— Я очень люблю Америку! — с чувством говорит Мишель, а зубы у нее — или свои, но в таком возрасте вряд ли, или стоят как яхта. Заглядение.
— Убежденности в голосе не чувствую, — печально говорит Кайл.
— Пусть скажет, какого хера ей в жизни не хватало, — говорит Бенни Фрей.
— Попробуй ответить — говорит Кайл.
— Вы никогда не были черными.
— Такими, как вы? Где уж нам. Всюду без очереди, в университет пожалуйста, на работу пожалуйста, на выборную должность пожалуйста.
— Вам не понять.
— Заебали вы меня со своим комплексом неполноценности и мести — рассердился Кайл — Увести дуру!
Старушку Хиллари мы оставили напоследок. Ее взяли в купальнике, и как завернули в пляжный халат, так она и выступала. Сидит она, значит, на складном этом стульчике, жопа широкая, ножки короткие, а на лице выражение — как женский кулачок: сжат неумело, но зло.
Вся Америка всегда знала, что Хиллари — злая лживая сучка. Фальшивая насквозь. Мозги у нее работали отлично. Но доверие она могла вызвать только у бледной спирохеты — стервозность у нее в каждой морщинке написана, и голос в точности соответствует.
Она, значит, успела собраться с мыслями, взяла себя в руки, пока тех допрашивали. И затеяла торговлю. Речь решила толкнуть.
— Вы, — говорит, — можете нас убить, но во-первых, меня уже много раз пытались убить, так что я не боюсь. А во-вторых, вас найдут раньше или позже, вы ведь понимаете, сколько оставили следов и какие силы по этим следам нас уже ищут. В-третьих — ну и что это вам даст? Кругом трупы горами валяются, на несколько больше или меньше — какая разница? А в-четвертых — давайте поговорим как взрослые люди, вы же умные ребята, и сердца у вас горячие, раз взялись за такое дело. Вы можете получить огромную выгоду не только для себя лично, но и для своего дела. Скажите мне, чего вы хотите, к чему стремитесь? И вместе обсудим, как это сделать, как добиться. У нас возможности огромные, сами знаете: и связи везде в мире, и опыт огромный. И значительные средства, которые вы можете получить на развитие своего дела. Вы же заинтересованы в финансировании? И в политическом прикрытии, в юридическом обеспечении? Без этого сделать ничего нельзя! Мы нужны друг другу. Разве не так?
Клянусь — баба конь с яйцами! Если б в старые времена она стала бы президентом вместо Трампа — нам бы всем еще тогда пиздец пришел, причем полный.
Ребята аж задумались. Ты понял?..
— Поздно, — говорю, — дамочка. Поздно, старая сука. Деньги твои нам на хуй не нужны. Они сегодня в Америке никому не нужны. На них все равно покупать нечего. А если где есть что нужное — берем мы это сами, и достаточно нам стволов. Хотя хорошим людям можем бензину отлить или консервов оставить. И опыт твой нам не нужен. Мы политикой не занимаемся, родиной не торгуем, взятки не берем — зачем нам твой опыт? И любовниц мужа не убиваем, и юридическими услугами не пользуемся — они сейчас ведь не в ходу, верно? Так что нашему агенту по скупке краденого ты свой товар не всучишь.
— Идиотами вы были, идиотами остались, — говорит эта баба и смеется, тряся головой на сторону, как комнатная собачка лает.
Железная кикимора. Пришибешь — но с уважением.
…Ради такого дела мы подготовились заранее. Один «форд краун виктория» 2010 года мы выменяли у старика-фермера под Товондой за четыре бочки бензина. У него колымага все равно без дела под навесом ржавела. А второй раздолбанный «краун виктория», он 2009 года оказался, взяли у черного таксиста в Нэшвилле, ребята ему оставили «киа риа» с расходом один галлон на шестьдесят миль, так он за ними гнался — целовать хотел.
Привели эти тачки в порядок. Сделали какие надо усовершенствования. Ричи Хан, он когда-то в «Тесле» работал, впаял туда кое-что.
Мы почему именно эти машины взяли? Потому что это были последние модели «американской мечты». Большие, мощные, красивые — машины сверхдержавы. Смотришь на такую — и понимаешь, что человек — царь природа, и хозяин своей судьбы, и всего на свете ты можешь добиться, любых высот достичь, если есть у тебя голова да руки, и готов ты трудиться денно и нощно ради своей цели. Вот в такой Америке мы жили, парень. Жили когда-то, и кто пожил — тот не забудет.
Подводим мы, значит, две наши сладкие парочки — Обам и Клинтонов — к машинам. А машины, кстати — такси-то желтое осталось, а фермерский экземпляр — ну красавец: он в тот год, рассказывал, на грибах хорошо заработал, и заказал себе индивидуальную окраску — низ черный, а верх — серебристый металлик. Эффектно.
— Так, ребята, — говорим мы. — Места эти, как видите, пустынные, и по шоссе этому заброшенному никто не ездит. Видите вот эти два столбика? И красную ленту между ними?
Они вперились в эти две рейки, вбитые в песчаный грунт, и алую узловатую веревку из связанных галстуков, коробку которых подобрали невесть зачем у одного разграбленного склада. А пейзаж — картина: пустыня в редких кустиках выжженной травы, и серое прямое шоссе маревом струится от горизонта до горизонта, до самых лиловых гор.
— Сейчас вы бросите монетку, кому достанется какая машина. И садитесь парами. Разъедетесь на две мили в разные стороны. Все под контролем, вас проводят. Тормоз попробуете, газ попробуете, руль. Вздумаете сбежать — под машинами мины: радиоуправление. Да и пострелять по движущимся мишеням ребята обожают. А дальше — по сигналу, по ракете, вы стартуете навстречу друг другу.
