Глава 13
Черный мешок в фургоне
Обыкновенная комната, обои в цветочек, платяной шкаф и туалетный столик. Еще – два стула, на одном из них приготовлена одежда на завтра. Анна погасила ночник и в темноте уставилась в потолок. Зная, что не уснет, перебрала в уме и выстроила в очередь все завтрашние дела.
Но работа на ум не шла, мыслями она вновь и вновь возвращалась к Клейменову. Прошло пять дней с их последнего разговора, но он не звонил. Конечно, беседа вышла неловкой, и это ее вина. Она должна была предупредить Николая, что не приедет, но тянула, не знала, как об этом сказать.
С ее стороны такой поступок был свинством, но, если разобраться в деталях, она не могла отказать Савельеву. А если посмотреть с другой стороны, взять трубку и позвонить она могла бы.
Нащупав телефон, Стерхова набрала номер Клейменова. Дождавшись длинных гудков, прослушала их все до последнего и удрученно вздохнула:
– Значит, обиделся.
В ту ночь она спала не более часа и очень обрадовалась, когда зазвонил будильник – наконец закончилась пытка бессонницей.
В начале дня Стерховой позвонил Домрацкий и сообщил, что поиски на местности, о которых она просила, уже начались.
Шкарбун отправилась в лес, и Стерхова тоже засобиралась, оделась и даже вышла из кабинета, но ее неожиданно остановил Воронцов.
Наткнувшись на него в коридоре, Анна сказала:
– А я вас не вызывала.
– Но вы же сами велели…
– Что?
– Искать себе алиби.
– Нашли? – спросила Анна.
– Идемте в кабинет, – сдержанно сказал Воронцов.
Она распахнула дверь и пригласила его войти. Геннадий Михайлович деловито шагнул к столу и поставил на него свой портфель.
Когда Стерхова уселась на место, он протянул ей документы.
– Что это?
– Мое алиби. Копии билетов, квитанция из гостиницы и протокол комиссии, – ответил Воронцов и сел напротив нее.
– Толком объясните, – сказала Стерхова.
– За день до гибели Савельевых я вылетел в Москву, что подтверждается авиабилетами и утвержденным отчетом по командировке. Я вернулся только через неделю. – Он шмыгнул носом. – К тому времени Юлия уже умерла.
– А это что? – Анна показала бумагу. – Зачем это мне?
– Протокол московской комиссии, на которой слушался мой отчет. – Воронцов привстал и ткнул пальцем в бумагу: – В тот самый день. Из чего следует, что я не мог быть одновременно в Москве и Урутине. Можете оставить себе эти экземпляры. У меня есть копии.
Изучив документы, Стерхова признала, что лучшего подтверждения алиби за время работы в следственном управлении она не встречала. Все было тщательно задокументировано и подтверждено «живыми» печатями.
– Откуда вы это взяли?
– За протоколом комиссии пришлось обратиться в архив. Отчет по командировке, копии билетов и гостиничной квитанции хранились у меня. Я, кроме того, что бывший военный, еще и финансист. А эта профессия подразумевает ответственность и уважение к отчетным документам.
– И что же, после каждой командировки вы делали копии отчетных документов? – спросила Стерхова.
– Всенепременно и обязательно. Никто не знает, где споткнешься, не грех подстелить соломки. К примеру, потерялся в бухгалтерии отчет, а у меня есть копия – нате, пожалуйста! Подписи, печати, все на месте!
Глядя на Воронцова, Стерхова живо представила, как этот нескладный, болезненно-сентиментальный человек садится вечером за стол и с наслаждением подшивает документы в картонную папку, а потом определяет ее в сервант.
С минуту она колебалась, но, когда сочувствие пересилило отвращение, все же спросила:
– Почему сразу не рассказали?
– О чем?
– О том, что подстелили соломки.
– Я не понимаю.
– Что в день гибели Савельевых вы были в командировке.
– Я, знаете, финансист. Люблю точность.
– Это к чему?
– К тому, что сначала я должен был все проверить и сопоставить по датам.
– Теперь нужно проверить нам. – Стерхова сложила документы и сунула их в папку. – Сегодня же разошлю запросы в архивы.
– Пожалуйста, проверяйте. – Воронцов поднялся со стула. – Надеюсь, я вам больше не нужен?
– Можете идти.
– На дачу в выходные можно поехать? – с легким раздражением спросил Воронцов.
– Пожалуйста.
– И на том спасибо!
Уже через несколько минут после ухода Воронцова Стерхова направила запросы в архивы, хотя могла бы этого не делать – непричастность Воронцова к делу Савельевых была слишком очевидной.
Потом у Анны обнаружились другие неотложные дела. Решив задержаться на полчаса, она проработала до трех, забыв про обед.
А потом в ее кабинет буквально ворвалась секретарша Кристина.
– Анна Сергеевна, там…
– Что?
– Там нашли…
– Что нашли?! Говорите!
– Девочку.
– Живую? – Оторвавшись от работы, Анна сразу не поняла, о чем речь.
Кристина сосредоточилась и выдала нечто вразумительное:
– Поисковики нашли в лесу детский скелет.
Стерхова схватила сумочку, по дороге к выходу молниеносно натянула пальто. Потом возвратилась к столу, сгребла документы и закрыла их в сейфе.
Уходя, швырнула Кристине ключи:
– Заприте кабинет!
В вестибюле она столкнулась с Домрацким. Взглянув на нее, он коротко осведомился:
– Уже знаете?
– Только что сказала Кристина.
– В лес?
– И вы еще спрашиваете! – Стерхова забралась в машину быстрее Домрацкого и, как только он сел за руль, спросила: – Где ее нашли?
– На удалении ста двадцати метров от захоронения останков Савельевой. – Домрацкий быстро завел машину и тронул ее с места. – И что характерно – в прошлый раз там уже искали, но ничего не нашли.
– Вот видите…
– Однако этому есть объяснение: девочка, если это дочь Савельева, была закопана глубже. Возможно, поэтому скелет сохранился полностью.
– Причина смерти не установлена?
– У ребенка сломана шея.
– Боже мой, какая беда…
– Беда-то беда, а вот нам с этой находкой повезло – будет что отправить на экспертизу.
– Еще что-нибудь обнаружили в могиле? – спросила Анна.
– Пока не знаю. Сейчас съедем на гравийку, прибудем на место и все разузнаем. Это недалеко, не доезжая деревянного моста. Впрочем, что это я… Вы же все знаете.
